Бомонд тоже, если честно, Дашу не возбуждал. Были два-три человека, которых она уважала, но в основном писатели, а особенно писательницы представляли собой группу чудиков с обостренным самомнением.
Может, конечно, она тоже чудик, но не из разряда уродцев — это уж точно!
По крайней мере, она понимает, что, если в тебе росту метр с париком, а пузо у тебя, как у байкера на пенсии, не надо носить облегающие прозрачные вещи — это вредно для здоровья. И диадемы сейчас тоже никто не носит — особенно в связке с платьем а-ля Юдашкин эпохи 90-х.
Так сказать, конкурентки.
Нету у нее конкуренток. Есть либо те, кого она уважает, — а с такими лучше не соперничать, так как все соперничество сводится к примитивной грызне, либо те, кого она и в грош не ставит, — и какие бы у них ни были тиражи, это никого не волнует, так как у них там, в болоте, свои законы.
Глава 11
В окне показалась домработница.
— Даша, тебя к телефону! — властно произнесла она.
Домработницу Даша обожала.
Анастасия Владимировна, похоже, полагала, что делает Даше огромное одолжение тем, что получает хорошую зарплату, — и была совершенно права. Дашин дом она считала своим домом и следила за порядком с необыкновенным рвением. Она могла делать хозяйке замечания. Ругать ее. Выговаривать ей. Учить, как надо жить. Даша все терпела. Потому что Анастасия Владимировна была не только богиней домашнего очага, но и личностью.
А Даша повелевать не любила. Она предпочитала сотрудничать. Даже садовник, который приходил раз в неделю, и тот мог прикрикнуть на хозяйку, объяснив, что Даша, городская штучка, в газонах и клумбах ничего не смыслит, и ей бы лучше помолчать, пока сведущие люди занимаются своим делом.
Только у Оксаны не получалось покрикивать. Она откровенно побаивалась Дашу.
Не видела того, что замечали остальные, — простоты, дружелюбия, отзывчивости.
Конечно, Даша могла заявить Анастасии Владимировне, что суп — говно. Ну или почти в таких выражениях. Зато Анастасия Владимировна с внучкой отдыхали в Испании в особняке Дашиного друга каждый год. Бесплатно.
А водитель Валера летом с женой и сыном отправлялся на Валдай в санаторий «Ленгаза» за счет хозяйки.
Даша любила свою команду.
— Анастасивладимрна, меня нету! — прокричала она в ответ.
— Подойди к телефону! — рассердилась домработница, и Даша поднялась с газона.
Взяв трубку, она хищно улыбнулась. Захар.
— Что? — рявкнула она.
Пауза.
— Да-аш… — с укором протянул он. — Ты взяла неправильный тон.
— Ты меня сейчас будешь учить, правильный у меня тон или нет? — истерично расхохоталась Даша.
Стоп!
Это уже выяснение отношений. А выяснение отношений не подходит для развития летнего романа.
— Ладно, проехали, — смирилась Даша. — Ты что звонишь?
— Я хочу встретиться.
— Приезжай!
— А ты одна?
— У меня всегда толпа народу, ты же знаешь.
— Даша, у меня очень серьезный разговор…
— Прямо-таки серьезный-серьезный? — поддела его она.
Захар помолчал.
— Слушай, давай забудем весь этот бред, — выдал он. — Я приеду, и мы просто продолжим. Вот и весь разговор.
— Давай! — обрадовалась она. — Я соскучилась.
— И я.
Когда он вернулся, Оксана ощутила почти непреодолимое желание утопить Дашу, которая, как нарочно, плавала неподалеку.
Это был даже не удар, а ядерный взрыв.
Оксана судорожно добралась до бортика, вспрыгнула на него и схватила черные очки — чтобы никто не заметил ее вытаращенных от злости и обиды глаз.
Захар же, предатель, поздоровался и даже потрепал ее по плечу!
И, будто не замечая алчных взглядов, особенно со стороны Марата, нырнул в бассейн.
Из воды вышел Аполлоном — стройный, подтянутый, в мокрых боксерах, прилипших к ногам… Он просто светился — такой гладкой, блестящей была его кожа, такими яркими, сочными, как трава, глаза…
Он улыбался, и это была такая обаятельная, для всех и ни для кого, улыбка, что даже Наташа размякла.
Ну ничего… У нее, Оксаны, было два хороших дня. Хотя, возможно, когда он надоест Даше… Фу! Только не это! Она же не станет подбирать за ней объедки?
Хотя… Разве может живой человек считаться объедками?
Да и вообще… Ничего-то она об этом Захаре не знает.
Может, он жиголо или мошенник? Вор?
После ужина Захар утащил подвыпившую Дашу на прогулку.
— Ну куда мы идем? — ворчала Даша. — Там же комары!
— Везде комары, — Захар не обращал внимания на ее нытье.
Он принял решение.
Нельзя сказать, что он любил Дашу. Он восторгался ею. Она была сильной, умной, дерзкой.
Но дело не только в сексе или призрачных подростковых фантазиях.
Даша была источником силы. Она заряжала. Рядом с ней все казалось возможным.
А Захар… Ему не хватало мужества, которого у Даши было с избытком.
Он был любимым дитем, все только и говорили «Какой красивый мальчик!», а потом, лет в четырнадцать, он заметил, что подруги родителей смотрят на него не только как на сына своих знакомых. Ему не пришлось пройти через подростковый ад — прыщи, девочки в два раза крупнее мальчиков, затаенная ненависть к родителям, неудобство в новом, по-мужски развивающемся теле…
Он нормально, ровно, красиво взрослел. Родители не читали ему нотаций, не переключали каналы, когда на экране мелькали эротические сцены, даже разрешали сыну запираться с девочками в комнате.
Он всегда понимал, что хорош собой, что производит впечатление на женщин, да и на мужчин, впрочем, тоже. Захар занимался спортом — футбол, большой теннис, рафтинг, отец прививал ему мужские качества, но главной в их доме была мать.
Отец был психиатром — очень хорошим, практиковал как психотерапевт, а у матери был собственный бизнес.
Захар помнил, как она шила платья и футболки, которые потом продавала на рынке, — его красивая, элегантная мама, выпускница Текстильной академии, — и вид у нее тогда был очумевший, под глазами лежали черные тени.
Сейчас у нее две фабрики, линия «прет-а-порте», в ее платьях выступают известные певицы, появляются в свете женщины-политики.
Как только закончилась эта дикая история с рынком, мать начала молодеть.
Она расцвела. Высокая, почти как Захар, подтянутая, общительная — дома вечно бродила толпа народу, — властная, но справедливая…
