Когда они только познакомились с Витей на шашлыках в честь чего-то там на студии звукозаписи, подлый жирный Амур как раз сидел в ветвях, трясся от холода и проклинал тот миг, когда появился на свет. Наверное, он запустил стрелу, чтобы побыстрее отмучиться и свильнуть пораньше с работы — иначе с чего бы у Даши, которая уже наметила подходящую цель в виде вполне себе молодого и во всех отношениях привлекательного солиста поп-рок-группы, вдруг помутился рассудок?
Они просто оказались рядом.
— Я была на вашем концерте, — сказала Даша. — На «Крыльях».
Могла наврать. Запросто. Для поддержания разговора. Даша вообще врала легко — все равно ведь каждый день для книг истории сочиняет, так почему бы не внести немного искусства прямо в жизнь?
Но она действительно была. Ее туда коварно заманили.
— Безумно понравилось, — добавила она.
Витя посмотрел на нее… так, как он умеет. Ничего особенного — просто взгляд: тяжелый, с оттенком пренебрежения, но Даша пропала.
— Я вообще-то не люблю толпу, у меня практически фобия, но было так здорово! — неслась она вперед.
— А почему вы не любите толпу? — заинтересовался он.
— С одной стороны, в толпе весело: все на подъеме, общий кураж, да и вообще мне нравится такое вот единение масс, когда вместе горе или радость, и ты знаешь, о чем думают все люди на улице, но иногда мне кажется… Ну вот если бы вы сказали на выступлении: «Убей ближнего своего! Кровь! Смерть! Сатана — друг!», то этот кураж превратился бы в резню. Или если бы вы сказали: «Бомба! Бежать!», то люди давили бы друг друга, и самое страшное, что ведь и не придерешься — инстинкт самосохранения. И я бы первая бежала по трупам. Поэтому и не люблю толпу.
Он смотрел и смотрел. Сукин сын! У нее уже лифчик задымился!
Первый раз в жизни она поняла чувства фанаток — ей хотелось упасть на колени и сделать ему минет! От таких мыслей и от вина Даша раскраснелась и совсем потерялась.
Они еще выпили. То есть пила она — Виктор был за рулем. Даша проглотила куриный шашлык, не ощущая вкуса — просто не хотела напиваться на голодный желудок.
Он предложил прогуляться.
Даша, как зомби, поплелась за ним.
Чтобы пройти на пляж, надо было спуститься с крутого обрыва, и, разумеется, Витя подставил ей руки, а уж Даша изловчилась — спрыгнула, скользнув животом по его ногам.
Это было и пошло, и волнительно.
А потом они целовались. Нельзя было терять такое мгновение. Амур, видимо, стрелу для верности намазал ядом, так как все словно сговорились — и Луна, и деревья, шелестевшие листвой, и прохладный летний вечер, и вино, подталкивающее к глупостям и легкомыслию…
Спустя неделю, зажав ее в коридоре, он спросил:
— В чем дело?
И Даша изложила ему свою теорию.
— То есть ты, получается, девушка с принципами?
Трудно рассуждать о принципах, когда ты чувствуешь сквозь джинсы: и у тебя, и у него все горит, пылает, и еще ты уверена, что без секса люди помирают, но Даша все-таки кивнула.
За кивком последовал секс — не было никаких сил сдерживаться, она и так наслаждалась любовной лихорадкой семь дней, ворочалась ночами, воображала, как это будет, и все хотела сорваться и побежать к нему среди ночи…
Оксана не могла заснуть. Смотрела на Захара и думала, что когда человек счастлив, ему ничего не нужно. Мирские мысли о хлебе насущном, одежде, карьере — все это было так далеко и здесь, на небосклоне, называлось другими словами.
Карьера, говорите вы? Вдохновение — говорила Оксана.
Она спустилась вниз, сделала то, чего ранее и представить себе не могла — налила бокал вина и отправилась в свою комнату. Включила компьютер, вдохнула — выдохнула и ударила первую клавишу.
Это будет сенсация. Главное — продать себя издателю.
Даша, наверное, будет в ярости. И это хорошо. Скандальчик ей не помешает. Бесплатное приложение к рекламному пакету.
А Даша хоть и сожалела о том, что любимое крымское солнце не помогает ей сосредоточиться на главном — на книге, работе, наплевала на все и отдалась страстям, и высоким — любви, и низким — вожделению, сиюминутному, капризному, но оттого не менее нужному.
Словно нечаянно вытащила из сумки телефон, повертела в руках.
— Привет, это Даша, — произнесла она через минуту. — Ты не спишь?
Глава 15
Их всюду узнавали, и Дашу возбуждало это пусть смешное, неумелое, простенькое, но преклонение. Она была тщеславна и знала об этом, но в своем честолюбии не видела большого греха — она ведь всю себя наизнанку выворачивает, бисером мечет душу перед толпой, и если один оценит, то другой разотрет ее и плюнет.
Они были удивительно красивой парой. Даша даже не думала, что они ТАК выглядят со стороны. Ну и пусть разница в возрасте.
Здесь это почему-то не имело никакого значения. Эти берега видели и не такое. Эти пейзажи приучены к экстравагантным выходкам богемы.
А главное заключается в том, как золотит вечернее солнце их загорелую кожу. Как ветер ворошит жесткие от морской соли волосы. И как Виктор, лежа с прикрытыми глазами, кладет руку, угадав, ей прямо на живот. Его рука — горячая, сухая, в песке. Ее живот — прохладный, мокрый, с прилипшим камушком. Он находит этот камушек, выкидывает, после чего проводит пальцем от пупка до трусиков, и по ее телу пробегает дрожь. То ли место чувствительное, то ли все дело в Нем. А может, и то и другое.
И все это небрежно, спокойным жестом человека, который ни на что не намекает, просто делает то, что может сделать, потому что ты — его.
Она распадалась от любви, как картонная коробка, в которой уже не помещаются вещи.
Не было между ними суетливых объятий, спешки — словно кто-то собирается отнять у них эти мгновения, и в этой замедленности, которую не всегда выдерживала торопливая Даша, было что-то настолько притягательное, властное, взрослое, мудрое, что она разве что не плакала от того, как любит его, хочет его, растворяется в нем…
Вечером они ужинали в кафе с другом Виктора, каким-то там, как Даша его про себя обозвала, хренописателем, хотя на самом деле этот самый Олень был поэтом. И как поэта Витя его уважал. Олень притащился на бровях, голова у него была немыта, а на майке сияло радугой древнее пятно. Дашу едва не стошнило, но она искренне попыталась привыкнуть к поэту, пока этот мерзавец не приволок к ним за стол трех пьянючих девиц — и все, не придерешься, хорошенькие! Загорелые, крепкие — две блондинки, одна шатенка. Даша почувствовала себя воспитательницей в детском саду — захотелось надеть на этих прелестниц слюнявчики, чтобы… не залили кровью одежду, когда она оторвет им головы и выковыряет глазенки, которые они таращат на ЕЕ мужчину, суки!
Даша наплевала на все и ушла танцевать.
