— Оксан, привет, это Захар!
Что это он звонит на домашний? У нее что, мобильный разрядился?
— Ну ты как? — полюбопытствовал он.
— Нормал, — ответила она. — Куда ты пропал?
— О-о… — простонал Захар. — Была чудовищная встреча, и не одна. Я просто труп. Слушай… Даша уже приехала?
Вот так люди и умирают. В последнее мгновение перед ними открывается истина: ты и твое тело — две большие разницы, ты — еще жива, а твое тело — уже нет, и ты понимаешь, что сердце тук-тук-тук… тук-тук… тук… замирает, и кричишь ему: «Постой!», но оно уже смолкло…
Он. Позвонил. Даше.
Не ей.
— Приехала, — выдавила из себя Оксана и не поняла, что это ее голос.
То ли уши заложило, то ли она чревовещатель.
— А ты можешь ее позвать? — не очень уверенно попросил Захар. — У нее телефон вне зоны действия…
Ага. Сейчас она пойдет и засунет Даше в задницу чертов аппарат — вот пусть Захар потом с ее задницей и разговаривает. Только этого он и достоин.
Что ему сказать?
Зачем тебе нужна Даша? Ты хочешь к ней вернуться? Ты рад, что она снова с нами?
Она могла бы спросить — если бы была Дашей, но Оксана — не Даша, а значит, любезно позовет Аксенову к телефону, чтобы не быть навязчивой, не отягощать их хрупкие отношения своими претензиями, а потом пойдет и удавится.
— Оксан, приезжай ко мне! — неожиданно предложил Захар.
— Что?! — Голос сорвался на визг.
— Оксан, послушай, мне Даша нужна по делу. По очень важному делу. Я же, блин, не доктор Курпатов, я не знаю, как лучше, — позвонить и сказать: «Оксан, я люблю тебя, но мне надо поговорить с Аксеновой», или рассчитывать, что к телефону подойдет она, или…
— Ты что, серьезно считаешь, что она сама подходит к телефону? — съязвила Оксана, еще не до конца осознав значение слов «я люблю тебя». — Встает, идет и говорит «Але»?
Когда вы уже долго вместе, слова любви все еще имеют значение, ты можешь повторять «я люблю тебя, люблю тебя, люблю» сколько угодно и забываешь первые дни, когда стараешься вообще ни о какой любви не думать, чтобы не разбить себе сердце, а потом никак не можешь признаться, потому что тебе кажется, что для него это просто секс, а потом говоришь эти слова, и он говорит, и фокус Моисея с водами Красного моря сразу кажется жалкой дешевкой, так как тебя вдруг постигает прозрение: жизнь — величайший дар, а без любви жизнь — говно. Хотя не каждому дано разглядеть в избитых сентенциях истину.
— Оксан… — он словно укорял ее за мнительность и сварливость. — Ты приедешь?
— Да, — тихо ответила она. — Сейчас ее позову. Даш, тебя Захар, — сообщила она, прикрыв трубку рукой.
Даша выпучила глаза и крест-накрест замахала руками.
— Нет! — кричала она одними губами.
Оксана закатила глаза.
— Я уже сказала ему, что ты дома, — пригрозила она.
Даша сложила руки, как для молитвы, и положила их под голову — мол, сплю.
Но Оксане было наплевать. Она всучила трубу хозяйке и вышла из комнаты.
— Привет, — пропищала Даша, которая больше всего не любила оправдываться перед поклонниками в отставке.
— Как отдохнула? — бодро начал Захар.
— Офигенно! Я даже каталась на этой штуке… дельта… параплане! Представляешь?
— Не очень. Я боюсь высоты.
— И я боюсь! — Даша искренне обрадовалась тому, что разговор ушел в сторону от выяснения отношений. — Меня до сих пор подташнивает, когда я эту пытку вспоминаю! Меня развели как ребенка, воспользовались моим беспомощным состоянием, ведь у меня с похмелья одна фобия другой погоняет, зато как было бы красиво — известная писательница умерла от страха на высоте двести метров над землей…
— Даш, я хочу с тобой поговорить, — серьезно произнес он.
— Н-да?.. — Она выразила так мало энтузиазма, как только могла.
— По делу, — добавил Захар.
Он что, хочет денег одолжить?
— Ну! — поощрила его Даша.
— Завтра. Тебе удобно в «Квартире 44»?
Даше было удобно, хоть и странно. Что за таинственность? Но ей нравилась эта невзрачная, но все-таки интрига, и она не стала настаивать на том, чтобы Захар немедленно, без околичностей, раскрыл секрет.
Она постучалась в комнату Оксаны.
— Минуту! — послышался возбужденный голос. — Погоди!
И правда, через минуту дверь распахнула растрепанная Оксана — если бы та была мужчиной, Даша подумала бы, что она переодевалась в женское белье с кружевами.
Компьютер был включен.
— Ты что, порнушку смотришь? — хохотнула Даша.
— Все намного хуже, — хмыкнула Оксана.
И не наврала. Она писала книгу.
— Захар мудрит… — Аксенова пожала плечами и рассказала о странном разговоре.
— Даш, я на ночь уеду, — предупредила помощница.
— То есть девичник в пижамах отменяется? — расстроилась Даша.
— Какой девичник? — удивилась Оксана.
Еще одна неприятная черта Аксеновой — она иногда прямо-таки вынуждала людей веселиться. Были у нее приятели, которым позвонишь среди ночи с радостным воплем: «У меня гениальная идея! Давайте будем пить пинаколаду в готических костюмах!» — и те согласны, но Оксана с трудом пережила последнюю вылазку в Успенское — не то чтобы было плохо, но приказной порядок вечеринки не мог не ущемлять ее и без того больное самомнение.
— Завтра переезжаем, — сказала Даша. — Осень.
— Да-а? — протянула Оксана и поняла, что действительно расстроилась.
Она привыкла к этому дому. К заросшим шиповником дорожкам, что тянулись между участками. К тишине и покою. К тому, что по ночам слышишь, как растут волосы. К удобствам и простору большого дома — все для одной маленькой Даши и ее… прислуги.
— А я уже соскучилась по городу! — возвестила Даша. — По квартире! Моя дорогая любимая квартирка-а! — пропела она. — Не хочешь глинтвейна, а то холодно?
— Мне же за руль, — укорила ее Оксана.
— Ах, ну да, ну да! — спохватилась Даша и ушла, не попрощавшись.
Она действительно соскучилась по городу — так, как скучают только непостоянные творческие особы с нервными расстройствами. Пять минут назад она любила одно — взахлеб, жадно, и вдруг — пресыщение!
Городскую квартиру проветрят, впустив воздух с Садового кольца, который всегда пахнет так, словно неподалеку горят торфяники, уничтожат пыль, освежат полы, и ее любимое гнездышко, предназначенное только для нее, с видом на магистраль, с огнями, со скоростью несущихся под окнами машин, с аппетитными вывесками ресторанов, откроет перед ней двери активной городской жизни.
