– А?
Теперь, без сомнения, глаза Пуаро заиграли.
Но Франклин Кларк, поглощенный своим дипломатическим
заданием, не заметил этого.
– Это насчет Торы… мисс Грей, – сказал он.
– О, так это вы о Торе Грей? – В голосе Пуаро сквозило
невинное удивление.
– Да. У леди Кларк в голове всякие идеи. Понимаете, Тора,
мисс Грей, довольно симпатичная девушка…
– Наверное, да, – допустил Пуаро.
– А женщины, даже лучшие из них, немного злы на других
женщин. Конечно, Тора была неоценима для моего брата – он всегда говорил, что
она лучшая из всех секретарей, какие были у него, – и он очень любил ее. Но это
выражалось весьма прямолинейно и чрезмерно. То есть Тора не из тех девиц…
– Нет? – пришел на помощь Пуаро.
– Но жена моего брата вбила себе в голову… это… ревность, не
то чтобы она это когда-нибудь показала. Но после смерти Кара, когда возник
вопрос о пребывании мисс Грей, Шарлотта возмутилась. Конечно, это отчасти из-за
болезни, морфия и всего такого, – так сестра Кэпстик говорит, – мы не вправе
осуждать Шарлотту за эти идеи в ее голове…
Он остановился.
– Да?
– Я хочу, чтобы вы вот что поняли, мсье Пуаро. В этом совсем
ничего нет. Это просто больное воображение больной женщины. Посмотрите… – Он
порылся в своем кармане. – Вот письмо, которое я получил от брата, когда был в
Малайском государстве. Я хотел бы, чтобы вы прочитали его, так как оно точно
указывает на степень отношений между ними.
Пуаро взял письмо. Франклин зашел сзади и, водя пальцем,
вслух зачитал некоторые отрывки:
– «…дела здесь идут как обычно. Шарлотта в основном не
чувствует боли. Хотелось бы, чтобы это был не предел. Ты, должно быть, помнишь
Тору Грей? Она милая девушка, и не могу передать, какая для меня поддержка. Я
не могу предположить, что бы я в эти тяжелые времена без нее делал. Ее
сочувствие и интерес неизменны. У нее изысканный вкус, чутье к красивым вещам,
и она разделяет мою страсть к китайскому искусству. Мне просто повезло с ней.
Ни одна дочь не может быть более близким и сочувствующим собеседником. Жизнь ее
была трудной и не всегда счастливой, и я с радостью ощущаю, что здесь ее дом и
истинное призвание…»
– Вот видите, – сказал Франклин, – вот как мой брат
относился к ней. Она была ему как дочь. Никто не вправе судить ее. Я решил
показать вам это письмо. Мне не хотелось, чтобы вы получили о Торе неверное
представление…
Пуаро вернул письмо.
– Могу заверить вас, – сказал он, улыбаясь, – что я никогда
не позволяю себе получать неверное впечатление. Я формирую свое собственное…
– Хорошо, – сказал Кларк, – я рад, что так или иначе показал
письмо вам. Сюда идут девушки.
Как только мы вышли из комнаты, Пуаро подозвал меня:
– Вы собираетесь сопровождать экспедицию, Гастингс?
– О да. Я бы чувствовал себя неуютно, если бы остался здесь
и бездействовал.
– Наряду с работой тела существует работа ума, Гастингс.
– Да, но вы в этом сильнее меня, – ответил я.
– Я правильно полагаю, что вы намереваетесь стать кавалером
одной из дам?
– Была такая мысль.
– И какую из дам вы предпочитаете удостоить своим вниманием?
– Я… э-э… еще не решил.
– Как насчет мисс Барнард?
– Она довольно независима, – засомневался я.
– Мисс Грей?
– Да, она предпочтительней.
– Я нахожу вас, Гастингс, откровенным мошенником! Всюду вы
ищете повод провести день со своим ангелом – блондинкой!
– Ну, Пуаро, в самом деле!
– Мне очень жаль, что я расстраиваю ваши планы. Лицо,
которое вы должны сопровождать, – Мэри Дроуэр, и я должен просить вас не
оставлять ее.
– Но почему, Пуаро?
– Потому, дорогой друг, что ее имя начинается с D!!! Мы не
должны рисковать.
Я отдал должное этому замечанию. Сначала оно показалось мне
натянутым. Но потом я понял, что если ABC обладает фанатичной ненавистью к
Пуаро, то он может быть очень хорошо осведомлен о всех его действиях. И в этом
случае устранение Мэри Дроуэр может прийти к нему как способ нанести очень
изящный четвертый удар.
Пообещав быть верным в своей опеке, я пошел к выходу,
оставив Пуаро сидящим в кресле у окна. Перед ним стояла небольшая рулетка. Он
крутанул ее, когда я проходил к двери, и бросил мне в спину:
– Красное – это хорошее предзнаменование, Гастингс. Удача
поворачивается к нам!
Глава 24
(написана не от лица капитана Гастингса)
Мистер Лидбеттер раздраженно проворчал, когда сосед поднялся
и неуклюже споткнулся возле него, уронив шляпу на переднее сиденье, после чего
и перегнулся, чтобы подобрать ее. И все это в кульминационный момент фильма «Ни
воробья…», той самой захватывающей драмы, наполненной пафосом и красотой, с
участием всех звезд, той самой драмы, просмотра которой мистер Лидбеттер с
нетерпением ожидал всю неделю.
Героиня с золотистыми волосами, которую играла Кэтрин Ройал
(по мнению мистера Лидбеттера – ведущая киноактриса мира), только что дала
выход чувствам, выразив своим хриплым криком предел негодования: «Никогда. Я бы
предпочла умирать с голода. Но я не умру с голода. Помните те слова: ни воробья
не упадет…»
Мистер Лидбеттер раздраженно повернул голову справа налево.
Ну люди! И чего ради они не могут досидеть до конца фильма… а уходят в такой
душещипательный момент.
О, так-то лучше. Несносный джентльмен прошел к выходу.
Мистеру Лидбеттеру стало хорошо видно весь экран и Кэтрин Ройал, стоящую у окна
особняка Вэн-Шрайнер в Нью-Йорке. А теперь она садится в поезд, на руках у нее
ребенок… Какие чудные поезда у них там в Америке, совсем не похожи на
английские.
О, опять Стив в своей лачуге в горах…
Фильм шел к своей волнующей религиозной развязке.
Когда зажегся свет, мистер Лидбеттер удовлетворенно
вздохнул, медленно поднялся, слегка щурясь. Он никогда не уходил из кинотеатра
сразу. Ему всегда требовалось какое-то время, чтобы вернуться к прозаической
реальности жизни.
Он оглянулся вокруг. Не так уж много народу, в самом деле.
Они все на скачках. Мистер Лидбеттер не одобрял ни скачки, ни игру в карты, ни
выпивку, ни курение. Это оставляло ему больше энергии для наслаждения от
походов в кино.
