— Отчего же, мосье Пуаро? — Он снова помолчал. — Знаете,
есть сказка, я читал ее еще в детстве. Волшебная северная сказка о Снежной
королеве и мальчике Кае. Так вот миссис Лайднер.., как Снежная королева,
которая манит Кая за собой.
— А, помню, это сказка Андерсена, да? Там еще девочка,
кажется, ее зовут Герда?
— Может быть. Не помню…
— Я жду продолжения, мистер Эммет. Дэвид Эммет помотал
головой.
— Не знаю, правильно ли я ее понимал. Она была очень
непростая. Сегодня к ней не подступишься, а завтра она сущий ангел. Думаю, вы
правы — все дело в ней самой. Она неизменно желала, чтобы мир вращался вокруг
нее. Ей нравилось покорять людей… Не то чтобы за ней ухаживали, подавали ей
тосты и арахисовое масло — нет, ей нужно было, чтобы вы вывернули перед ней
наизнанку свои мысли, свою душу.
— А если ей в этом отказывали?
— Она выходила из себя!
Губы у него решительно сжались, рот приобрел жесткое
выражение.
— Полагаю, мистер Эммет, вы не откажетесь высказать ваше
сугубо личное мнение о том, кто мог ее убить?
— Не знаю, — сказал Эммет. — Право, не имею ни малейшего
представления. Хотя на месте Карла, Карла Рейтера, я бы, наверное, убил ее. С
ним она держалась хуже некуда. Конечно, он сам напрашивается со своей дурацкой
чувствительностью. Так и хочется дать ему пинка.
— И что, миссис Лайднер давала ему.., пинка? —
поинтересовался Пуаро.
Эммет неожиданно усмехнулся.
— Нет. У нее свой способ — легкие укольчики тонкой иглой.
Он, конечно, дулся исподтишка. Как малый ребенок, как нюня какой-то. И то
сказать, ее иголки колются пребольно.
Я украдкой взглянула на Пуаро. Мне показалось, губы у него
слегка дрогнули.
— Но вы же не верите, в самом деле, что ее убил Карл Рейтер?
— спросил он.
— Нет. Не верю, что можно убить человека только за то, что
ты по его милости всякий раз выглядишь дураком!
Пуаро задумчиво покачал головой.
Конечно, по словам мистера Эммета, выходит, что миссис
Лайднер довольно безжалостная особа. Однако кое-что можно сказать и в ее
защиту.
Мистер Рейтер тоже хорош, кого угодно из себя выведет. Вечно
вздрагивал, когда она к нему обращалась. А эти его идиотские выходки за столом?
Например, без конца подает ей мармелад, знает же, что она его терпеть не может.
Даже мне не раз хотелось одернуть его.
Мужчины порой не понимают, что их манеры могут до такой
степени раздражать женщину, что ей едва удается сохранить самообладание.
Надо как-нибудь в разговоре с мосье Пуаро упомянуть об этом.
Тем временем мы подошли к дому, и мистер Эммет, предложив
Пуаро умыться, увел его в свою комнату.
Я тоже поспешила к себе.
Вышли мы почти одновременно и направились было в столовую,
но тут в дверях своей комнаты появился отец Лавиньи и попросил Пуаро уделить
ему несколько минут.
Мистер Эммет подошел ко мне, и мы вместе направились в
столовую. Здесь мы нашли мисс Джонсон и миссис Меркадо, а через несколько минут
к нам присоединились мистер Меркадо, Рейтер и Билл Коулмен.
Мы как раз садились за стол, и мистер Меркадо говорил бою,
чтобы тот сбегал к отцу Лавиньи и напомнил ему, что ленч подан, как вдруг
послышался слабый, как будто приглушенный крик.
Видимо, нервы у всех были еще напряжены, потому что мы так и
подскочили, а мисс Джонсон прямо побелела.
— Что это? Что случилось?
Миссис Меркадо пристально посмотрела на нее.
— Что с вами, дорогая? Это же в поле кто-то крикнул.
В это время вошли Пуаро и отец Лавиньи.
— Мы думали, что-то случилось, — сказала мисс Джонсон.
— Тысяча извинений, мадемуазель, — вскричал Пуаро. — Это моя
вина. Отец Лавиньи показывал мне таблички. Я взял одну и хотел подойти к окну,
чтобы получше рассмотреть ее, и mа foi
[37]
, под ноги не смотрел, споткнулся и
свернул ногу. Было так больно! Я невольно вскрикнул.
— А мы уж подумали, снова убийство, — усмехнулась миссис
Меркадо.
— Мари! — в голосе мистера Меркадо звучал упрек. Она
вспыхнула и закусила губы.
Мисс Джонсон поспешно перевела разговор на археологию.
Оказывается, утром им удалось откопать кое-что интересное.
И пока сидели за столом, мы все говорили только о раскопках.
Каждый понимал, что сейчас это самая безопасная тема.
После того, как подали кофе, мы перешли в гостиную. Потом
все мужчины, кроме отца Лавиньи, снова отправились на раскопки.
Отец Лавиньи повел Пуаро в “музей”, и я тоже пошла с ними.
Все здесь мне было хорошо знакомо, и, когда отец Лавиньи снял с полки золотую
чашу, а Пуаро восторженно ахнул, я почувствовала прилив гордости, точно это
сокровище принадлежало мне.
— Какая прелесть! Настоящее произведение искусства! —
изумлялся мосье Пуаро.
Отец Лавиньи принялся не менее восторженно и с большим
знанием дела расписывать ее достоинства.
— А сегодня на ней нет воска, — сказала я.
— Воска? — Пуаро удивленно уставился на меня.
— Воска? — переспросил отец Лавиньи. Я им объяснила свое
замечание.
— A, je comprends
[38]
, — сказал отец Лавиньи. — Да-да,
конечно, воск накапал от свечи.
Разговор, само собой, зашел о ночном посетителе. Забыв обо
мне, они перешли на французский, а я тихонько выскользнула и вернулась в
гостиную.
Миссис Меркадо штопала носки своему мужу, а мисс Джонсон
читала книгу. Занятие для нее непривычное. Обычно у нее нет ни минуты
свободного времени.
Вскоре пришли отец Лавиньи и Пуаро. Отец Лавиньи откланялся,
сославшись на занятость. Пуаро остался с нами.
— Удивительно интересный человек, — заметил он и спросил,
всегда ли у отца Лавиньи так много работы.
Мисс Джонсон объяснила, что до сих пор таблички встречались
довольно редко, камней с надписями и цилиндрических печатей тоже было немного.
Однако у отца Лавиньи есть и другие занятия — он участвует в раскопках и
совершенствуется в разговорном арабском языке.
