Заговорили о цилиндрических печатях, и мисс Джонсон вынула
из стенного шкафа лист с пластилиновыми оттисками.
Когда мы склонились над ними, очарованные необыкновенной
выразительностью орнамента, я подумала, что мисс Джонсон как раз их и
накатывала в тот роковой день.
Разговаривая с нами, Пуаро вертел в пальцах маленький
пластилиновый шарик.
— Много ли пластилина у вас уходит, мадемуазель? — спросил
он.
— Порядочно. В этом году уже уйму извели.., не знаю, право,
каким образом. Ушло не меньше половины наших запасов.
— Где вы его храните, мадемуазель?
— Здесь.., в стенном шкафу.
Убирая на место лист с отпечатками, она указала Пуаро полку,
заваленную шариками пластилина, пузырьками с фотографическим клеем и другими
канцелярскими принадлежностями.
Пуаро наклонился.
— А это.., что это, мадемуазель?
Он сунул руку за шкаф и вытащил оттуда какой-то непонятный
скомканный предмет.
Когда Пуаро расправил его, мы увидели, что это маска с грубо
намалеванными тушью глазами и ртом и неровно обмазанная пластилином.
— Невероятно! — вскричала мисс Джонсон. — Я раньше этого не
видела. Как она здесь оказалась? И что это вообще такое?
— Как здесь оказалось, понятно — просто спрятали. Полагаю,
до конца сезона этот шкаф не стали бы отодвигать. На вопрос же, что это такое,
тоже нетрудно ответить. Это лицо, которое описывала миссис Лайднер. Призрачное
лицо, возникшее в полумраке у нее за окном…
Миссис Меркадо вздрогнула.
Мисс Джонсон побледнела так, что даже губы у нее стали
белые.
— Значит, не выдумала, — прошептала она. — Значит, это
шутка.., чья-то подлая шутка! Но кто же мог это сделать?
— Да, — вскричала миссис Меркадо. — Кто мог сыграть эту
злую, отвратительную шутку?
Пуаро пропустил ее вопрос мимо ушей. Лицо у него было
мрачное. Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с пустой картонной коробкой в
руках. Положил туда смятую маску.
— Надо показать полиции, — объяснил он.
— Это ужасно, — тихо сказала мисс Джонсон. — Просто ужасно!
— Вы думаете, все остальное тоже спрятано где-то здесь? —
пронзительно выкрикнула миссис Меркадо. — Вы думаете, орудие.., дубинка,
которой ее убили.., вся в крови, наверное… О, мне страшно.., страшно!
Мисс Джонсон сжала ей плечо.
— Успокойтесь, — раздраженно одернула она миссис Меркадо. —
Вот идет доктор Лайднер! Нельзя его расстраивать.
Действительно, мы услышали, что во двор въехал автомобиль.
Из него вышел доктор Лайднер и направился в гостиную. Лицо у него было усталое,
все в морщинах. За эти три дня он, казалось, постарел лет на тридцать.
— Похороны завтра в одиннадцать, — глухо сказал он. —
Панихиду отслужит старший декан
[39]
.
Миссис Меркадо пробормотала что-то и выскользнула из
комнаты.
— Вы будете, Энн? — спросил доктор Лайднер.
— Конечно, дорогой, мы все будем. Естественно, — ответила
мисс Джонсон.
Больше она ничего не добавила, но ее глаза, должно быть,
досказали то, что бессилен выразить язык, потому что лицо доктора Лайднера ласково
просияло, и он, казалось, вздохнул с облегчением.
— Энн, дорогая, — сказал он, — мне с вами так легко, вы так
поддерживаете меня. Благодарю вас.
Он накрыл ее руку своей рукой, и я увидела, как краска
медленно заливает ее лицо.
— Ничего, ничего… Все в порядке, — пробормотала она своим
хрипловатым голосом.
Но я успела подметить мгновенно мелькнувшее в ее лице
выражение и поняла, что в этот короткий миг Энн Джонсон была совершенно
счастлива.
И еще одна мысль пронеслась у меня в голове. Возможно, в
недалеком будущем естественный ход событий побудит доктора Лайднера обратиться
за сочувствием к своему старому другу, и, кто знает, может быть, все сложится
счастливо для них обоих.
Нет, я, конечно, не сваха, да и недостойно сейчас думать о
таких вещах, ведь еще даже похороны не состоялись. Но, как ни говори, такое
решение было бы весьма удачным. Он очень к ней привязан, а она бесконечно ему
предана и будет счастлива посвятить ему жизнь. Если, конечно, сможет вынести
постоянные дифирамбы Луизиным достоинствам. Но чего не стерпит женщина во имя
любви.
Поздоровавшись, Пуаро, доктор Лайднер осведомился, как
продвигается расследование.
Мисс Джонсон, стоя позади доктора Лайднера, многозначительно
смотрела на коробку в руках Пуаро и качала головой. Видно, она мысленно
заклинала Пуаро не говорить ему о маске. Думаю, она чувствовала, что на сегодня
ему более чем достаточно.
Пуаро, разумеется, тотчас все понял.
— Такие дела скоро не делаются, мосье, — сказал он.
Произнеся еще несколько ничего не значащих слов, он стал
прощаться.
Я пошла проводить его до автомобиля.
У меня на языке вертелось с полдюжины вопросов, но он
обернулся и так посмотрел на меня, что я решила ни о чем его не спрашивать. Мне
ведь не пришло бы в голову интересоваться у хирурга, хорошо ли он провел
операцию. Я просто смиренно стояла и ждала его приказаний.
— Берегите себя, дитя мое, — сказал он, к моему удивлению. —
Не знаю, стоит ли вам здесь оставаться…
— Я не могу уехать, не поговорив с доктором Лайднером.
Наверное, мне следует дождаться похорон. Он одобрительно кивнул.
— Между прочим, — сказал он, — не предпринимайте по
собственному почину никаких расследований, не старайтесь ничего выведывать.
Понимаете? Мне не надо, чтобы вы умничали! Ваше дело — подавать тампоны, а мое
— оперировать, — добавил он с улыбкой.
Как удивительно, что он это сказал!
— Интереснейший человек отец Лавиньи, — заметил он как бы
между прочим.
— Странно, монах и вдруг.., археолог, — сказала я.
— Ах да, вы ведь протестантка. А я.., я — добрый католик. И
о священниках и монахах мне кое-что известно.
Он нахмурился и после некоторого колебания сказал:
— Запомните, он достаточно умен, чтобы разгадать все ваши
намерения.
