Я поспешно вошла к ней. Она лежала на кровати, тело ее
содрогалось в конвульсиях. Поставив свечу, я склонилась над ней. Губы у нее
шевелились, она пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался лишь пугающий
свистящий хрип. Мне бросилось в глаза, что углы рта и кожа на подбородке у нее
обожжены и покрыты серовато-белой пеной.
Взгляд ее перебежал с моего лица на стакан на полу,
выпавший, очевидно, у нее из рук. На светлом ковре, там, куда он упал, ярко
алели пятна. Я подобрала стакан, провела внутри него пальцем и тут же отдернула
руку. Потом осмотрела рот несчастной мисс Джонсон.
У меня не осталось никаких сомнений насчет того, что
произошло. Намеренно или нечаянно она хлебнула кислоты.., соляной или
щавелевой, не знаю.
Я бросилась к доктору Лайднеру, а он разбудил всех
остальных. Мы хлопотали около мисс Джонсон, изо всех сил стараясь облегчить ее
страдания, но я понимала, что наши усилия тщетны. Испробовали крепкий раствор
соды, потом оливковое масло. Чтобы унять боль, я ввела ей под кожу сульфат
морфия.
Дэвид Эммет помчался в Хассани за доктором Райли, но до его
прибытия все уже было кончено.
Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что
отравление концентрированным раствором соляной кислоты (а это была именно она)
приводит к самой мучительной смерти, какую только можно себе представить.
Когда я склонилась над ней, чтобы ввести морфий, она опять
попыталась что-то мне сказать. С ее губ сорвался ужасный мучительный стон.
— Окно, — едва выдавала она, — мисс Ледерен, окно…
Но — увы! — ничего больше она сказать не смогла и вскоре
впала в забытье.
Никогда не забуду эту ночь. Приехал доктор Райли. Потом
капитан Мейтленд. И наконец на рассвете появился Эркюль Пуаро.
Это он, ласково взяв меня под руку, отвел в сторону, усадил
и подал чашку горячего крепкого чая.
— Ну вот, mon enfant
[41]
, — сказал он, — так-то лучше. А то
вы совсем выбились из сил. И тут я разразилась слезами.
— Так ужасно, — всхлипнула я. — Кошмар какой-то. Какие
страшные мучения! А ее глаза… О мосье Пуаро.., ее глаза…
Он легонько похлопал меня по плечу. Даже женщина не смогла бы
сделать все это лучше.
— Ну-ну, будет, не надо об этом. Вы сделали все, что могли.
— Это ведь кислота?
— Да, концентрированный раствор соляной кислоты.
— Которой они очищают керамику?
— Да. Вероятно, мисс Джонсон со сна выпила ее. Правда..,
может быть, она нарочно…
— О, мосье Пуаро, что вы такое говорите!
— В конце концов, нельзя исключать и эту возможность. Вы не
согласны?
Я на минуту задумалась, потом решительно тряхнула головой.
— Не могу поверить. Нет, не могу, — и, немного замявшись,
добавила:
— Кажется, вчера она кое-что обнаружила.
— Как вы говорите? Что-то обнаружила? Я слово в слово
пересказала ему наш странный разговор на крыше.
Пуаро тихонько присвистнул.
— La pauvre femme!
[42]
Стало быть, она сказала, что хочет
хорошенько все обдумать… Да? И тем самым подписала себе смертный приговор. Если
бы только она рассказала тогда сразу же… Повторите-ка еще раз ее слова.
Я повторила.
— Стало быть, она поняла, как можно проникнуть сюда так, что
никто не догадается? Давайте поднимемся на крышу, мисс Ледерен, и вы покажете
мне, где она стояла.
Мы поднялись по лестнице, и я показала ему то место.
— Значит, так? — сказал он. — И что же я вижу? Половину
двора.., ворота, двери чертежной, фотолаборатории и химической лаборатории. А
кто-нибудь был тогда во дворе?
— Отец Лавиньи шел по двору к воротам и мистер Рейтер стоял
в дверях фотолаборатории.
— Все-таки не понимаю, как можно проникнуть во двор так,
чтобы никто не видел. А она поняла… Sacre nom d'un chien-va!
[43]
Что же она
могла увидеть? — нетерпеливо воскликнул он.
Солнце вставало. Небо на востоке пылало розовым, оранжевым и
бледным жемчужно-серым цветом.
— Великолепный восход, — восхищенно заметил Пуаро.
Слева от нас вилась река и на золотом фоне четко
вырисовывался Тель. С южной стороны виднелись деревья в цвету и мирные поля.
Слабо доносился шум мельничного колеса — таинственный завораживающий звук. К
северу от нас стройно вздымались минареты и теснились сказочные белые здания
Хассани.
Все вокруг казалось не правдоподобно прекрасным. Я услышала,
как рядом со мной Пуаро вдруг глубоко, протяжно вздохнул.
— Какой же я болван, — прошептал он. — Все ведь так
понятно.., так очевидно.
Глава 25
Самоубийство или убийство?
Я не успела спросить Пуаро, что он хочет этим сказать.
Капитан Мейтленд стал звать нас вниз. Мы поспешно спустились с крыши.
— Послушайте, Пуаро, — сказал он. — Еще одна загадка. Монах
исчез.
— Отец Лавиньи?
— Да. Только сейчас хватились. Кого-то вдруг осенило, что
все тут, а его нет, и мы пошли в его комнату. Постель не тронута, а его и след
простыл.
Все было как в дурном сне. Смерть мисс Джонсон, исчезновение
отца Лавиньи. Допросили слуг, но они не смогли рассеять наше недоумение.
Последний раз его видели вечером, часов в восемь. Он сказал, что хочет
прогуляться перед сном.
Как он вернулся, никто не видел.
Ворота заперли, как обычно, в девять часов. Кто отпирал их
утром — неизвестно. Слуги кивали друг на Друга.
Вернулся ли отец Лавиньи вечером? А может быть, он,
заподозрив неладное, пустился что-то расследовать и стал третьей жертвой?
Капитан Мейтленд метался по комнате, когда появились доктор
Райли и мистер Меркадо.
— Привет, Райли. Ну что, выяснили?
— Да. Жидкость взяли из лаборатории. Мы с мистером Меркадо
проверили. Это хлористо-водородная, или соляная, кислота.
— Из лаборатории.., э? Она была заперта? Мистер Меркадо
помотал головой. Руки у него тряслись, лицо подергивалось. Он выглядел
совершенной развалиной.
