— Кратность значения не имеет, — зевнув, отозвался кот. — Чем ближе я к тебе, тем мне лучше. А насчет опасности… нет. Тебе ничего не грозит, потому что вредить хозяйке я не могу и беру лишь излишки, которые тебе ни к чему, а мне очень даже пригодятся. Если бы ты позволила брать больше, то мне, может, и есть было бы не нужно: дейри покрывает все мои потребности.
— Но у меня ведь нет дара, который имеет всякая ведьма.
— Зато у тебя есть кусочек зуба Твари-Тени. И он с лихвой восполняет все твои недостатки.
— То есть это значит, что я тебе подхожу в качестве донора?
— Никаких доноров не знаю, а вот источник дейри из тебя — просто прекрасный. Мне никогда не было так легко с хозяевами, как сейчас.
Я удивленно покосилась, но шейри снова зевнул.
— В некотором роде… а-у-у… этот осколок сделал нас родственными душами. Из-за него в тебе есть теперь частичка Тени, в которой я очень долгое время жил. Кроме того, он, хоть ты этого и не чувствуешь, постоянно тянет на себя магию: из воздуха, из земли, костра, даже из деревьев.
— Из тебя тоже?
— Нет. Магию я могу только поглощать, но никак не отдавать.
— Значит, для тебя этот кусок зуба нисколько не опасен? — уточнила я.
— Для меня твой зуб — просто подарок судьбы, — хмыкнул кот и заерзал, устраиваясь поудобнее. Я приподняла плащ, позволяя ему забраться внутрь, и уже оттуда услышала сонное: — Только я не сразу это понял. И лишь вчера, когда подкрался ухватить немножечко дейри, обнаружил, что ты очень вкусная. Такая вкусная, что я просто не смог уйти.
Я хмыкнула.
— Смотри, не объешься там. А то вдруг лопнешь от обжорства, а мне потом одной придется топать к эарам?
— Не лопну. Не надейся. Кстати, тебе тоже надо сменить имя.
— Это еще зачем? — озадачилась я.
— Затем, что у нас таких не носят. И если не хочешь выделяться, то будь добра, придумай себе другое. Что-нибудь более приличное, чем «Галина Игоревна Чернышева».
— Чем тебе не нравится мое имя? — моментально насупилась я.
— Всем. Оно чужое. Нездешнее. Поэтому ищи новое и поверь: так будет правильно.
— Ну… ладно. Тебе, наверное, лучше знать, — неохотно признав его правоту, я быстро сдалась. — Вообще-то есть у меня другое имя. Я его в качестве «ника» всегда брала, когда на форумы залезала.
— Куда-куда залезала?
— Неважно. Просто я одно время Дюма зачитывалась, вот и подобрала себе оттуда… гм… соответствующее: Гайдэ. А потом только под ним в Инет и входила.
— Гайдэ? — из-под плаща послышалось задумчивое урчание. — А что? Мне нравится. Значит, будешь теперь Гайдэ. Только не вздумай его забыть или обернуться, ища знакомых, когда обратятся к тебе!
— Не волнуйся, — усмехнулась я. — Я почти пять лет под этим именем регистрировалась, так что привыкла уже. Глупостей не наделаю.
— Хр-р-м… — послышалось снизу сонное, после чего я вспомнила, что, собственно, ночь на дворе, и поняла, что действительно заболталась.
Проснулась я внезапно, как от толчка, в полнейшей темноте и с громко колотящимся сердцем. Сперва подумала, что это Лин, ворочаясь, пихнул меня лапой, но потом прислушалась и поняла: нет, не он. Уставший за день шейри безмятежно сопел где-то в районе моей подмышки. Лапами кнаружи. Ох, как бы ему хвост не отдавить… однако что-то же меня разбудило?
Я быстро огляделась, но тут же поморщилась: видимость вокруг была нулевая. Куриной слепотой я, конечно, не страдала, но, привыкнув к ярко освещенным улицам, довольно трудно за два жалких дня научиться ориентироваться в кромешной лесной тьме. Так что сейчас для меня были различимы лишь ближайшие деревья, кое-как — густые кусты, обозначающие спуск к реке, а еще — едва тлеющие угли, от которых до сих пор вился слабый дымок.
Примерно полночь — на глаз определила я. Раньше бы костер не прогорел.
Тут вдруг небо посветлело от вышедших на прогулку местных лун, и темнота рассеялась. Когда я смотрела на них, у меня странно сжималось сердце. Все же не мой это мир. Здесь все не так — деревья, трава, незнакомые птицы и звери, которых я, на свое счастье, до сих пор ни разу не встретила. Здесь даже дышится по-другому, чем дома. И звезды горят неправильные. Однако все же есть в этом мире что-то невыносимо притягательное. Какая-то открытость, что ли? Готовность принять в свое лоно? Не знаю. Мне трудно объяснить. Невесть откуда нахлынувшие чувства заставили меня, вопреки здравому смыслу, потихоньку встать и, оставив сонного шейри досматривать его демонические сны, осторожно спуститься к реке.
Зачем меня туда понесло, я и потом долго не могла сообразить. Ведь не ребенок же, не легкомысленная лань — знаю, что по ночам в лесу просыпаются те, кто днем даже носа из своих нор не кажет. Знаю, по какому Тракту иду, и хорошо помню наказы тетушки Айны. Однако в ту ночь как затмение какое-то нашло: всякие опасения будто ветром выдуло из головы, и я пошла босиком по покрывшейся росой траве, совершенно позабыв об осторожности.
Глупо, вы скажете, переться в незнакомом мире ночью на покрытый колючей травой берег? Глупо не разбудить спящего под боком демона, чтобы рассказать ему о своих сомнениях? Конечно, глупо было даже куртку на себя не набросить и забыть Айнин нож под одеялом! Но тогда я об этом не думала. Кажется, я вообще в тот момент ни о чем не думала, кроме того, что мне вдруг надо оказаться на берегу.
В тот миг у меня возникло стойкое ощущение нереальности происходящего. Никакого страха, колебаний, неуверенности. Не было даже тени сомнения, что я совершаю что-то очень странное. Так порой бывает в каком-нибудь красочном, очень подробном сне, во время которого тебе все кажется понятным и логичным, но, когда проснешься и попытаешься пересказать подруге, все оказывается бессмысленным бредом!
Короче говоря, я ушла из лагеря. И совершенно беспрепятственно добралась до невесть зачем мне понадобившегося берега. Потом так же спокойно спустилась к воде. Зашла туда сначала по колено, потом чуть поглубже, намочив свои единственные, не слишком стойкие к водным процедурам штаны. Осторожно опустилась на колени и села на пятки — прямо так, в реку, щедро вымочившись уже до пояса. Сложила, как послушная девочка, руки на коленках и безо всякого удивления принялась чего-то ждать.
Ждать, правда, пришлось недолго: всего через несколько минут вода впереди забеспокоилась.
Сейчас мне трудно вспоминать об этом. Тогда я воспринимала мир нечетко и как-то размыто, будто смотрела на себя со стороны. Причем словно через старое и очень мутное стекло. Одна часть сознания по-прежнему бодрствовала, позволяя глазам видеть, а ногам — спокойно идти в нужном направлении, но другая при этом отстраненно наблюдала за происходящим, никоим образом не собираясь вмешиваться.
Когда темная вода осветилась изнутри, в моей душе ничего даже не дрогнуло. Опять же — ни удивления, ни радости, ни страха. Ничего, кроме смутного ощущения, что так и должно быть, а еще легкого беспокойства, вызванного сгустившимся на противоположном берегу мраком. Кажется, оттуда донесся какой-то тихий звук, напоминающий далекое, нетерпеливое рычание. Однако, повторяю, тогда мне было не до него — я как завороженная смотрела на медленно расходящиеся в стороны волны, из-под которых, как из-под темного хрусталя, медленно и величественно выплывала большая кувшинка.
