Некоторое время Пуаро шел молча, потом заметил:
– Ваши выдумки очаровательны.
Джиневра остановилась и сердито уставилась на него:
– Это правда! – Она опять топнула ногой.
– Да, – кивнул Пуаро. – Фантазия у вас буйная.
Девушка резко повернулась и побежала вниз по склону холма.
Пуаро стоял, глядя ей вслед. Вскоре он услышал позади голос:
– Что вы ей сказали?
Оглянувшись, Пуаро увидел рядом с собой слегка запыхавшегося
доктора Жерара. Сара медленно приближалась к ним.
– Что ее выдумки очаровательны, – ответил Пуаро.
Доктор задумчиво кивнул.
– И она рассердилась? Это хороший признак. Значит, она еще
не переступила черту и понимает, что это неправда. Я вылечу ее!
– Вы возьметесь за лечение?
– Да. Я обсуждал это с молодой миссис Бойнтон и ее мужем.
Джиневра приедет в Париж и ляжет в одну из моих клиник. А потом она будет
обучаться актерскому искусству.
– Актерскому искусству?
– Возможно, ее ожидает большой успех – а именно это ей и
нужно. Во многих отношениях она похожа на мать!
– Нет! – в ужасе воскликнула Сара.
– Вам это кажется невероятным, но имеются общие
фундаментальные черты. Врожденное стремление доказать собственную
значительность, произвести впечатление на окружающих. Бедное дитя постоянно
подавляли, не давая выхода ее амбициям, любви к жизни, романтическому
воображению. Nous allons changer tout ça!
[53]
А теперь прошу меня
извинить. – Отвесив легкий поклон, он поспешил следом за девушкой.
– Доктор Жерар очень увлечен своей работой, – заметила Сара.
– Я это чувствую, – отозвался Пуаро.
Сара нахмурилась:
– Но я не понимаю его сравнение Джиневры с этой ужасной
старухой… Хотя однажды я сама ощутила жалость к миссис Бойнтон.
– Когда это произошло, мадемуазель?
– Во время того случая в Иерусалиме, о котором я вам
рассказывала. Я внезапно почувствовала, что все понимала неправильно. Знаете,
иногда бывает, что на короткое время видишь все по-другому. Я разволновалась и
сваляла дурака!
– Быть не может!
Сара, как всегда, покраснела, вспоминая свой разговор с
миссис Бойнтон.
– Я возомнила, будто мне поручена миссия! А позже, когда
леди Уэстхолм посмотрела на меня своими рыбьими глазами и сказала, что видела,
как я говорила с миссис Бойнтон, я подумала, что она могла и слышать нас, и
почувствовала себя форменной ослицей!
– Что именно сказала вам старая миссис Бойнтон? – спросил
Пуаро. – Вы можете вспомнить точно ее слова?
– Думаю, да. «Я никогда ничего не забываю, – сказала она. –
Запомните это. Не забываю ни одного поступка, ни одного имени, ни одного лица».
– Сара поежилась. – Она произнесла это с такой злобой и даже не глядя на меня.
Даже теперь мне кажется, будто я слышу ее голос…
– На вас это произвело такое сильное впечатление?
– Да. Меня не так легко испугать, но иногда мне снится ее
злобная, торжествующая усмешка и голос, произносящий эти слова. Брр! – Она
вздрогнула и повернулась к детективу. – Вероятно, я не должна об этом
спрашивать, мсье Пуаро, но пришли ли вы к какому-нибудь выводу? Вам удалось
выяснить что-либо определенное?
– Да.
Пуаро заметил, как ее губы дрогнули.
– Что именно?
– Я выяснил, с кем говорил Реймонд Бойнтон в тот вечер в
Иерусалиме. Со своей сестрой Кэрол.
– С Кэрол? Ну конечно! А вы спросили у него… – Сара не
смогла окончить фразу.
Пуаро с сочувствием посмотрел на нее:
– Это так много значит для вас, мадемуазель?
– Это значит для меня все! – Сара расправила плечи. – Но я
должна знать!
– Мсье Реймонд сказал мне, что это был всего лишь приступ
истерии – не более! Что он и его сестра пребывали во взвинченном состоянии и
что наутро эта идея показалась фантастичной им обоим.
– Понятно…
– Мисс Сара, – мягко произнес Пуаро, – вы не расскажете мне,
чего вы боитесь?
Сара с отчаянием посмотрела на него:
– В тот день мы прогуливались вдвоем. Потом Реймонд заявил,
что должен вернуться в лагерь, так как намерен сделать кое-что, пока его не
покинуло мужество. Я думала, что он просто собирается рассказать ей… Но что,
если он имел в виду…
Ее голос замер. Она застыла неподвижно, опасаясь потерять
самообладание.
Глава 12
Надин Бойнтон вышла из отеля. Поджидавший ее мистер
Джефферсон Коуп тотчас же очутился рядом с ней.
– Поднимемся по той тропинке? Думаю, по живописности ей нет
равных.
Надин согласилась.
По дороге мистер Коуп не переставая говорил. Речь его была
свободной, хотя и несколько монотонной. Трудно было сказать, понимает ли он,
что Надин его не слушает. Когда они подошли к покрытому цветами склону холма,
она прервала его:
– Простите, Джефферсон. Я должна поговорить с вами.
Ее лицо было бледным.
– Ну, конечно, дорогая. Только не расстраивайтесь.
– Вы умнее, чем я думала. Ведь вы знаете, что я собираюсь
сказать?
– Правду говорят, что обстоятельства меняют все дело, –
промолвил мистер Коуп. – Я понимаю, что при данных обстоятельствах многие
решения придется пересмотреть. – Он вздохнул. – Вы должны поступать так, как
велят вам чувства.
– Вы были так добры и терпеливы, Джефферсон, а я так скверно
с вами обошлась!
– Будем говорить прямо, Надин. Я всегда знал, что не могу
претендовать на многое в отношениях с вами. Со времени нашего знакомства я
питал к вам глубочайшую привязанность и уважение. Я хочу лишь одного – чтобы вы
были счастливы. Когда я видел вас несчастной, это сводило меня с ума. Я во всем
винил Леннокса. Мне казалось, что он не заслуживает вас, если совсем не
пытается устроить ваше счастье. – Мистер Коуп перевел дыхание и продолжал: – Но
должен признаться – после поездки с вами в Петру я понял, что Леннокс не так
виноват, как я думал. Он оказался не столько эгоистичен по отношению к вам,
сколько недостаточно эгоистичен по отношению к матери. Не хочу говорить дурно о
мертвых, но, по-моему, ваша свекровь была на редкость тяжелым человеком.
