Так учиться нельзя, твердила она себе. Знания не усвоятся. Недостаточно просто набить ими голову. Информацию нужно переваривать. Мало знать, надо понимать.
Она пожаловалась кузнецу Фасселу, а тот сказал:
– Знаете, мисс, этот парнишка однажды ко мне пришел и сказал, что раньше видел, как работает кузнец, ну и, мол, нельзя ли ему самому попробовать? Раз ее светлость приказала, не поспоришь – дал я ему железный штырь, показал, как держать молоток и клещи, он и давай работать… ну, прям как настоящий кузнец! Сделал неплохой такой нож, ей-ей, неплохой. Этот малый много думает. У него прямо на мордахе написано, что он смекает да соображает. Вы гоблинов раньше видели?
– Странно, что вы спросили, – сказала мисс Здравинг. – Если верить каталогу, в библиотеке хранится один из немногочисленных экземпляров книги «Пять часов и шестнадцать минут среди гоблинов Дальнего Убервальда», но я никак не могу ее найти. Это библиографическая редкость!
– Пять часов и шестнадцать минут – это не так уж много, – ухмыльнулся кузнец.
– Вы думаете? В своей лекции, которую автор, мистер Бандербелл, прочел в анк-морпоркском обществе нарушителей
[4]
, он признал, что пять часов были лишними, – ответила мисс Здравинг. – По его наблюдениям, гоблины бывают разного размера – от неприятно больших до отвратительно маленьких, в интеллектуальном развитии уступают плесени и проводят большую часть времени, ковыряя в носу, да и то промахиваются. Просто даром занимают место, по его словам. Книга вызвала много шума. Антропологи таких вещей обычно не пишут.
– И юный Натт, стало быть, из этих самых?
– Да, я тоже удивлена. Вы видели его вчера? Лошади отчего-то его боятся, поэтому он пошел в библиотеку и нашел старую книгу, посвященную Лошадиному Слову. Это было нечто вроде тайного общества, члены которого умели готовить специальные зелья, подчинявшие им лошадей. Потом Натт просидел полдня в подвале Игоря, готовя там бог весть что, а утром уже скакал верхом по двору! Лошадь, допустим, была не в восторге, но все-таки он добился своего!
– Просто диву даешься, как у парня черепушка не треснет, – сказал Фассел.
– Ха! – с горечью воскликнула мисс Здравинг. – Это еще что. Теперь он открыл для себя Трахбергскую школу.
– Это что такое?
– Не что, а кто. Философы. Конечно, называя их философами, я…
– А, те, озабоченные, – весело сказал Фассел.
– Я бы выразилась иначе, – заметила мисс Здравинг, и это была истинная правда. Хорошо воспитанный библиотекарь не станет употреблять такие слова в присутствии кузнеца, особенно ухмыляющегося. – Давай лучше скажем «неделикатные».
Молоток и наковальня мало в ком пробуждают деликатность, поэтому кузнец, нимало не смутившись, продолжал:
– Они пишут, что бывает, если дамочки едят слишком мало мяса, и что сигары похожи на…
– Это фальсификация!
– Ага. Фалло… как ее. Так у них и написано, – кузнец явно наслаждался ситуацией. – И хозяйка позволила Натту это читать?
– Более того, практически настояла. Не понимаю, о чем она думала.
Впрочем, о чем думал Натт, мисс Здравинг не понимала тоже.
Трев объяснил Натту, что количество свечей, которые он делает, должно быть ограничено. Иначе чудаки в остроконечных шляпах решат, что им незачем держать столько работников. Натт понял. Что тогда будут делать Безлицый, Бетон и Плакса Макко, которым больше некуда идти? Какая досада, что им не выпало жить в каком-нибудь мире попроще; в этом их чересчур легко было сбить с ног.
Порой Натт бродил по другим подвалам, но ночью нигде ничего особенного не происходило, и те, кто там работал, странно на него смотрели. Сюда не распространялась власть ее светлости. Но волшебники – не самая чистоплотная публика, никто здесь особенно не прибирался (или, по крайней мере, не пережил уборку, чтобы поведать о ней потомкам), поэтому к услугам Натта оказалось огромное количество старых кладовых и набитых всяким хламом мастерских. Сколько там было интересных вещей для существа с острым ночным зрением! Он уже обнаружил светящихся муравьев, которые куда-то тащили вилку, а еще, к большому удивлению Натта, в дальних лабиринтах нашел себе приют очень редкий пожиратель домашних мелочей – Непарный Носкоед. В трубах тоже жили какие-то существа, которые периодически издавали клохтанье. Кто знал, какие чудовища здесь обосновались?..
Натт очень старательно отмыл тарелки из-под пирогов. Гленда была к нему добра. Натт решил показать ей, что он тоже добрый. Очень важно быть добрым. И потом, он знал, где раздобыть кислоты.
Личный секретарь патриция Витинари вошел в Продолговатый кабинет практически беззвучно. Его светлость поднял глаза.
– А, Стукпостук. Пожалуй, мне снова придется написать в «Таймс». Я абсолютно уверен, что один по горизонтали, шесть по вертикали и девять по горизонтали появлялись в той же самой комбинации три месяца назад. В пятницу, если не ошибаюсь, – он презрительно бросил на стол газету, раскрытую на странице с кроссвордом. – Вот вам свободная пресса.
– Превосходно, милорд. Кстати, аркканцлер только что вошел во дворец.
Витинари улыбнулся.
– Должно быть, он наконец посмотрел на календарь. Слава богам, у них есть Думминг Тупс. Пусть подождет, как положено, а потом впусти его.
Через пять минут Наверна Чудакулли провели в кабинет.
– Аркканцлер! Какому неотложному делу я обязан твоим визитом? Наша обычная встреча должна состояться не ранее чем послезавтра, если не ошибаюсь.
– Э… да, – ответил Чудакулли. Как только он сел, перед ним поставили огромный бокал хереса
[5]
. – Дело в том, Хэвлок, что…
– Какое счастливое стечение обстоятельств, что ты заглянул именно сейчас! – продолжал Витинари, пропуская его слова мимо ушей. – Возникла проблема, по поводу которой мне нужен твой совет.
– Правда?
– О да. Дело касается этой злополучной игры под названием футбол…
– Да?
Бокал в руке у Чудакулли даже не дрогнул. Он уже давно был аркканцлером, причем занял эту должность в те времена, когда волшебнику ничего не оставалось, кроме как не сморгнуть – или умереть.
– Нужно идти в ногу со временем, – заметил патриций, качая головой.
– Незримый Университет к этому не склонен, – возразил Чудакулли. – Перемены поощряют худшее.
– Люди не понимают, что у тирании есть границы, – продолжал Витинари, словно обращаясь к самому себе. – Они думают, я могу делать что хочу только потому, что я могу делать что хочу. Но стоит минуту подумать, и, разумеется, становится ясно, что это не так.
