– Вроде того, сэр. Да, сэр, – преданно отозвался Оттоми.
– А ворота?
– О, зрителям позволяется их передвигать.
– Прошу прощения? Публике можно двигать ворота?
– Прямо в точку попали, сэр.
– Но это же абсолютная анархия! Хаос!
– Старики говорят, футбол покатился по наклонной, сэр. Что есть, то есть.
– Он не только покатился по наклонной, он давно выкатился за всякие рамки!
– По-моему, в этой игре магии самое место, – заметил доктор Икс. – Предлагаю попробовать.
– Я вам, как умному человеку, скажу, – произнес Оттоми с нечаянной точностью. – Ваши кишки на подвязки пустят, если вздумаете испробовать магию на тех парнях, которые в наши дни играют в футбол. Они настроены очень серьезно.
– Мистер Оттоми, я уверен, никто из моих коллег не носит подвязки… – Чудакулли замолчал и прислушался к Думмингу Тупсу, который что-то ему прошептал. Затем аркканцлер продолжал: – Ну… один, максимум двое. Мир был бы скучным местом, будь все одинаковы, вот каково мое мнение.
Он огляделся и пожал плечами.
– Значит, это и есть футбол? Иссохшая оболочка игры… Лично я не намерен стоять целый день под дождем, пока другие развлекаются. Идемте искать мяч, господа. Мы ведь волшебники. Какая-то польза от этого есть.
– А я думал, сейчас мы «простые парни», – заметил профессор самых современных рун.
– Никакой разницы, – ответил Чудакулли, стараясь разглядеть что-нибудь поверх голов толпы.
– Ну, нет!
– Если не ошибаюсь, – сказал Чудакулли, – «простой парень» любит выпивать с приятелями, и чтобы женщины не мешали. Я прав? Короче говоря, хватит спорить. Не отставайте, мы идем смотреть футбол.
Рвение волшебников удивило Оттоми и Шноббса, которые до сих пор считали своих работодателей рыхлыми склеротичными созданиями, совершенно оторванными от реальной жизни. Но чтобы, во-первых, стать старшим волшебником, а во-вторых, остаться им, нужно немало решимости, недоброжелательства и присахаренного высокомерия, которое отличает всякого настоящего джентльмена («О, так это ваша нога? Мне страшно жаль, что так получилось!»).
И, разумеется, здесь был доктор Икс – весьма полезный человек в случае какой-нибудь заварушки, потому что университетский статус официально назначил его плохим парнем. Незримый Университет именно так относился к неизбежному
[6]
.
Менее зрелая организация, чем Незримый Университет, решила бы, что подобных ренегатов непременно надлежит выслеживать и изгонять, ценой большого риска и затрат. Университет же, напротив, дал Иксу и его адептам отдел, бюджет и карьеру, а также возможность время от времени удаляться в какую-нибудь темную пещеру или швырять огнем в нелицензированных злых волшебников. Система прекрасно работала, пока кто-нибудь не намекал, что отдел посмертных связей – это на самом деле, если хорошенько вдуматься, всего лишь вежливое обозначении н-е-к-р-о-м-а-н-т-и-и, не так ли?
Поэтому доктора Икса терпели как полезного, хоть и слегка неприятного члена университетского совета – в основном потому, что ему (согласно статуту) позволялось говорить гадости, которые другим волшебникам очень хотелось бы сказать и самим. Человек в черной мантии, с хохолком на лбу, с перстнем в виде черепа и зловещим посохом просто обязан сеять вокруг некоторую толику зла, хотя университетский статут определял «приемлемое зло» как небольшие неудобства, сравнимые с запутавшимися шнурками или внезапным приступом чесотки в области паха. Таким образом, соглашение было достигнуто не самое выгодное, зато в лучших традициях университета: Икс любезно занял нишу, которую в противном случае мог бы занять какой-нибудь другой волшебник, испытывающий искреннее влечение к разлагающимся трупам и хорошо вываренным черепам. Да, Икс вечно подсовывал коллегам бесплатные билеты в театр (он был прямо-таки помешан на любительских спектаклях), но, взвесив все варианты, волшебники дружно пришли к выводу, что это лучше, чем трупы и черепа.
Для Икса толпа предоставляла массу возможностей, которые не стоило упускать. Во-первых, множество шнурков, которые можно было завязать хитроумным образом, а во-вторых, множество карманов. У Икса в мантии
[7]
всегда лежали контрамарки на следующий спектакль. Он ведь не шарил по карманам. Даже наоборот. Он рассовывал в них контрамарки.
Этот день был сплошной загадкой для Натта – и загадкой оставался, делаясь все загадочнее с каждой минутой. Вдалеке послышался свисток, и где-то в колыхающейся, толкающейся, тесной и, в большинстве своем, нетрезвой толпе началась игра. Наверное. Пришлось поверить Треву на слово. Издалека доносились охи и ахи, толпа то напирала, то отступала в ответ. Трев и его приятели, которые называли себя (как послышалось Натту) Три Гада, пользовались всяким случайным просветом, чтобы подобраться еще ближе к загадочной игре. Они крепко упирались ногами в землю, когда толпа нажимала, и что есть силы проталкивались вперед, когда волна откатывалась. Толкайся, жми, лезь… и что-то в душе Натта отозвалось. Он чувствовал это подошвами и ступнями, оно с соблазнительной легкостью проникло в мозг, согрело, сорвало все наносное и сделало Натта живой, пульсирующей частицей огромного организма.
Где-то в дальнем конце поля началось пение. Чем бы оно ни было изначально, до Натта оно докатилось в виде четырехсложного рева, который издавали сотни людей, подогретые многочисленными галлонами пива. Смолкнув, пение унесло с собой теплое ощущение причастности, оставив в душе зияющую дыру.
Натт заглянул в глаза Треву.
– Что, почуял? – спросил тот. – Это бывает быстро, да.
– А что… – начал Натт.
– Мы об этом не говорим, – спокойно перебил Трев.
– Но оно обратилось ко мне без…
– Мы об этом не говорим, усек? Не говорим, и всё. Смотри, там пустое место, их подвинули! А ну толкай, ребята!
Натт хорошо умел толкать. Очень хорошо. Под его неумолимым напором люди скользили или просто откатывались в сторону, скребя подкованными башмаками по булыжникам. В конце концов владельцы этих башмаков, в отсутствие иного выбора, оказывались уже не впереди, а сбоку и позади Натта и Трева, озадаченные, сбитые с толку и злые.
Кто-то яростно дергал Натта за ремень.
– Эй, хорош толкать! – крикнул Трев. – Остальные отстали!
– На самом деле моему дальнейшему продвижению слегка препятствует лоток с гороховыми пирогами и похлебкой. Я изо всех сил стараюсь, мистер Трев, но все-таки он меня тормозит, – через плечо пожаловался Натт. – А еще тут мисс Гленда. Здравствуйте, мисс Гленда.
