– Я здесь работал, сэр, – робко отозвался Турнепс.
– А, припоминаю. В отделе высокоэнергетической магии, так?
– Наш Адриан – восходящее светило, – сказал бывший декан тоном собственника. – У нас теперь есть отдельный корпус высокоэнергетической магии. Мы называем его «корпус высокоэнергетической магии», но подчеркиваю, это лишь для того, чтобы люди не путались. Никакого неуважения к старому доброму Незримому Университету. Усваивай, перерабатывай, улучшай – вот мой девиз.
«Да, да, точнее, воруй, подражай и делай невинное лицо», – подумал Чудакулли, но с осторожностью. Старшие волшебники никогда не ссорились на публике. Разрушения обычно бывали ужасающими. Нет, вежливость, хоть и с заостренными краями, – вот основное правило.
– Сомневаюсь, что кто-то будет путаться, Генри. Наш университет, в конце концов, старше. И, разумеется, я – единственный аркканцлер в этой части Диска.
– По традиции и по обычаю, Наверн, но времена меняются.
– А иногда их меняют. Но я ношу Шляпу аркканцлера, Генри, которую носили мои предшественники век за веком. Шляпу высшего авторитета в области Познаний, Мудрости и Хитроумия, Генри. И сейчас она на моей голове.
– А вот и нет, – добродушно ответил Генри. – Ты носишь самую обычную шляпу, которую сам сшил.
– Она была бы на моей голове, если бы я того пожелал!
Улыбка Генри застыла.
– Конечно, конечно, Наверн, но авторитет Шляпы часто оспаривался.
– Почти в точку, старина. На самом деле в прошлом порой оспаривалось право владеть Шляпой, но никогда – сама Шляпа. А, я вижу, сам ты носишь особенно шикарную шляпу, которая наводит на мысль о неразумной роскоши, но это всего лишь шляпа, мальчик мой, всего лишь шляпа. Не обижайся. Не сомневаюсь, через тысячу лет она тоже станет символизировать достоинство и мудрость. Кажется, она тебе великовата…
Турнепс именно в эту минуту решил сбегать в туалет. Сдавленно извинившись, он протиснулся мимо Чудакулли и удрал.
Как ни странно, отсутствие слушателя внезапно понизило градус напряжения, а не наоборот.
Генри вытащил из кармана блестящую пачку.
– Хочешь сигарету? Я знаю, ты сам вертишь себе самокрутки, но «Зеленс и Скребб» выпустили это специально для меня. Неплохая штука.
Чудакулли взял сигарету, потому что волшебник, даже самый высокомерный, должен быть мертв, чтобы отказаться от бесплатного курева или выпивки. Впрочем, он предпочел проигнорировать яркую надпись «Выбор аркканцлера» на пачке.
Когда он вернул пачку хозяину, на пол выпало что-то маленькое и разноцветное. Генри, с необычным для столь высокопоставленного волшебника проворством
[12]
, наклонился и подхватил яркую штучку, бормоча «чтобы не запачкалась».
– Да наши полы можно хоть лизать! – резко заметил Чудакулли. «Возможно, тебе это еще предстоит», – мысленно добавил он.
– Коллекционеры страшно сердятся, если на карточке есть хотя бы пятнышко. Свои я отдаю сынишке дворецкого, – жизнерадостно продолжал Генри. Он перевернул карточку и нахмурился. – «Лучшие волшебники современности. Номер 9 из 50 – доктор Пек Батон, бакалавр наук (почетный), УПК, ФБР, ПДФ (условно), глава блит-отдела, колледж Коксфорд». Если не ошибаюсь, у парнишки такая уже есть, – Генри сунул карточку в карман жилета. – Ладно, можно обменять.
Чудакулли соображал очень быстро, особенно если его подогревала подавляемая ярость.
– Табак и оберточная бумага от «Уизлы», что в Псевдополисе, – определил он. – Хм. Ловко придумано. А кто там есть из Незримого Университета?
– Э… вынужден признать, что Совет и жители Псевдополиса в своем мировоззрении весьма… патриотичны.
– Лучше сказать «ограниченны», тебе так не кажется?
– Грубо, Наверн. Тем более что Анк-Морпорк – самый ограниченный и самодовольный город на свете.
Это была самоочевидная правда, поэтому Чудакулли сделал вид, что ничего не слышал.
– Ты тоже на карточке, да? – ворчливо спросил он.
– Исключительно потому, что они настояли, – ответил Генри. – В конце концов, я там родился, меня все знают, ну и так далее…
– И никого из Незримого Университета, – спокойно подытожил Чудакулли.
– Теоретически – да, но там есть профессор Турнепс как изобретатель Пекса.
В этой фразе вина и вызов боролись друг с другом за свободное место.
– Пекса? – медленно повторил Чудакулли. – Ты имеешь в виду – Гекса?
– Нет-нет, Пекс совсем не похож на Гекс. Принцип абсолютно другой… – Генри кашлянул. – В качестве движущей силы мы используем кур. Они запускают морфический резонатор, ну или как он там называется. А ваш Гекс, если не ошибаюсь, работает на муравьях, которые гораздо менее эффективны.
– Это почему же?
– Куры несут яйца, а мы их едим.
– Знаешь, никакой особой разницы я не вижу.
– Да брось! Куриные яйца в тысячу раз больше! И Пекс находится в специально выстроенном помещении, а не рассредоточен случайным образом по всему университету. Профессор Турнепс знает, что делает, и даже ты, Наверн, должен признать, что в реку прогресса впадают тысячи ручьев!
– Но не все они берут свое начало в вашем треклятом Коксфорде!
Они яростно взглянули друг на друга. Профессор Турнепс высунул голову из-за угла и поспешно втянул ее обратно.
– Наши отцы уже швырялись бы огнем, – заметил Генри.
– Намек понял, – ответил Чудакулли. – Впрочем, должен заметить, наши отцы не были волшебниками.
– Это да, – сказал бывший декан. – Твой отец, если не ошибаюсь, был мясником.
– Совершенно верно. А твой выращивал капусту.
На мгновение наступила тишина. Потом бывший декан спросил:
– Помнишь тот день, когда мы оба поступили в Незримый Университет?
– Мы дрались как черти, – сказал Чудакулли.
– Славное было время, как вспомнишь, – произнес декан.
– Ну, с тех пор немало воды утекло, – сказал аркканцлер. Помолчав, он спросил: – Хочешь выпить?
– Не возражаю, – ответил бывший декан.
– Значит, вы тут пытаетесь играть в футбол? – поинтересовался Генри, когда они величественно шествовали в кабинет аркканцлера. – Я видел что-то такое в газете, но решил, что это шутка.
– Почему, скажи на милость? – спросил Чудакулли, открывая дверь Большого зала. – У нас прекрасные спортивные традиции, насколько тебе известно.
