Последний сегмент стен сошелся прямо перед лестницей, предварительно расколов повернутую панель и забросав нас каменной крошкой. На этом хорошие новости закончились. Карн вновь потерял сознание от болевого шока, а факел окончательно прогорел. Клинок вернулся в ножны: все равно я не смог бы использовать его, удерживая тело кронайца не плече.
Что я там успел возненавидеть? Горы? Так вот, к ним присоединяются все лестницы вселенной. Этот подъем во тьме по бесконечным ступеням еще долго будет преследовать меня по ночам. Я несколько раз падал, впадал в короткие припадки бессильной ярости, даже, кажется, плакал, хотя и не хочется этого признавать. В итоге я встретил финиш монотонного подъема, стукнувшись уже пострадавшим лбом в очередную перемычку. Шлем по-прежнему висел на поясе, потому что рассмотреть что-то в неверном свете искр, да еще и сквозь прорези шлема, было невозможно.
Все, заказываю себе шлем с откидывающимся забралом, и плевать на безопасность!
Если за панелью окажется еще одна лестница, я просто сдохну. Процесс открывания «двери» я проводил буквально с трепетом и облегченно выдохнул, увидев за провернувшейся панелью темное пространство с ровным полом!!!
Через очередной проход Карн был протащен волоком, а его носильщик моментально лег рядом.
Минут через десять я встал на колени с решительным намерением избавиться от «чешуи». Гори она синим пламенем! А ведь когда-то я считал ее очень легкой!
Процесс снятия брони замер на третьей защелке у шеи. Сначала я подумал, что маленькое пятно света — это засветка глаз, от искорок, которыми я освещал знаки на панели, но затем пятно вдруг вытянулось и стало понятно, что это луч фонаря.
— Эй! Сюда!!! — не задумываясь о последствиях, крикнул я и тут же вспомнил анекдот о медведе, который вышел на вопли заблудившегося в лесу человека.
«Чего кричишь?» — спросил медведь.
«Может, услышит кто-нибудь» — ответил человек.
«Ну, я услышал. Тебе что, легче стало?»
Количество черточек-лучей моментально увеличилось, и послышался топот десятка ног. Только теперь я понял, что нахожусь в тронном зале, — эхо моего крика еще гуляло в вышине пирамидального помещения.
Лучи наствольников больно ударили по отвыкшим от света глазам, а крик резанул уши.
— Ван, скотина ты такая, жив!!! — Профессор полез обниматься, но, увидев мое состояние, отпустил мою многострадальную тушку и начал копаться в своей сумке.
Жидкость из пузатого флакона, кстати, довольно вкусная — даже странно, — вернула меня в мир живых, и мне было абсолютно наплевать, из чего и как было сделано это чудесное средство.
«Ящеры» окружили меня, и хотя за жуткими лицевыми пластинами не было видно их эмоций, в том, что они рады, можно было не сомневаться — как минимум тому, что отпала необходимость обшаривать всю пирамиду в поисках провалившегося в тартарары командира.
Четверка кронайцев обступила Карна, моряки даже начали его тормошить.
— Проф, займись Карном, у него сильно пробиты ноги. Только быстро, нам пора убираться отсюда.
— А «саркофаг»?
— Посмотри в рубашке Карна.
Рука профессора дернулась к сброшенному на пол узлу, но он быстро опомнился и занялся раненым. Впрочем, все медицинские процедуры заняли меньше пяти минут — кронаец был разбужен местным аналогом нашатыря и напоен жидкостями из трех пузырьков.
И уже после этого ученый коршуном накинулся на мою поклажу, разрывая новую рубашку кронайца. Карну это наверняка не понравится.
— Это он! — воскликнул Урген.
— А то я не знаю. Потом налюбуешься, пора убираться отсюда на солнышко.
Я и сам не подозревал, как соскучился по дневному свету. Уж лучше жара, чем такая вот прохлада.
— А откуда вы взялись? — Урген наконец-то оторвал взгляд от «саркофага» и задал вполне закономерный вопрос.
Я уже хотел начать объяснения, но, посмотрев на стену, осекся. Наствольные фонари и «посох» профессора давали достаточно света, чтобы не оставить сомнений: проход исчез. Имелась кладка из огромных каменных блоков, и проход был явно за одним из них, но за каким именно, определить не удавалось. На камне не было никаких знаков — только однотонная серая поверхность.
Мысль тащить кронайца на себе, а не оставлять его на месте, чтобы вернуться потом, оказалась очень правильной. Теперь же нам был доступен только один путь в пыточную камеру — через ловушку, но повторять полет как-то не хотелось, как и посылать кого-то другого. Так что кронаец остался бы там, а я получил бы бунт абордажной команды.
Что бы там ни говорили циники, благородство всегда окупается — если не сразу, то в ближайшей перспективе.
— Все, уходим, — приказал я, нахлобучивая шлем на голову.
Эхо моего голоса еще не стихло, а команда пришла в движение — похоже, им тоже надоело пребывание в пирамиде. Грифон и Змей подхватили меня под руки. Два кронайца сделали то же самое с Карном. Шип пошел в авангарде, а оставшаяся парочка абордажников прикрывала артефакторов.
Обратный путь был веселее и намного быстрее.
Светлое пятно выхода наполнило душу радостью, но, увы, эта радость тут же пропала, как только мы разглядели, что творится снаружи.
— Что здесь происходит? — высказал мой вопрос Урген.
Сердце кольнуло жалостью и страхом. Все наши кони, как и прежде, были привязаны к невысоким столбцам, но теперь они лежали на каменной поверхности, не подавая признаков жизни.
Повинуясь знаку Шипа, «носильщики» тут же притормозили. Змей даже придержал рванувшегося вперед Ургена.
Шип в сопровождении двух кронайцев осторожно пошел вперед. Солнечные лучи упали на затянутые в «чешую» фигуры, и тут что-то звякнуло по черному шлему. Троица мгновенно развернулась.
Шип резко мотнул головой, и от лобной пластины забрала отскочила маленькая стрелка. Увы, один из кронайцев не сумел вовремя воспользоваться нужным навыком и получил стрелку в смотровую щель. Он тут же завалился на спину, и затянутое в серую броню тело задергалось в судорогах. Второй кронаец тут же вскинул арбалет и выстрелил.
К этому времени Шип уже опустошил свой игломет.
— Работаем, периметр, — тихо приказал я «ящерам» и, удобнее перехватив игломет, бросился наружу.
Убедившись, что по фронту угрозы нет, мы тут же развернулись на сто восемьдесят градусов.
Твою же морхскую мать! Ведь знал же, что этим тварям верить нельзя. На втором ярусе пирамиды, на трехметровых статуях висели наши проводники. Там было только четверо, но, осмотревшись, я увидел еще двоих со следами волчьих зубов на горле. Троица повисших на статуях была мертва, а вот мелкий гаденыш Хыраг еще дышал. Морх цеплялся слабеющими пальцами за голову изваяния «старшего» дари, но надолго это не затянется — выпущенные Шипом иглы наверняка задели что-то важное в его теле.
