Я думаю о душе Матюрена, покинувшей бренное тело. И желаю — да что там, жажду! — такого же освобождения и для себя. Я вспоминаю, как стояла на башне и дышала пьянящей свободой, а ветер нашептывал мне, обещая унести далеко-далеко… Уж не так ли чувствует себя душа, наконец-то избавленная от плотских оков?
В это время входит Тефани. У нее крупные ноги, и ее легко узнать по шаркающей походке. Она коротко кланяется у входа, после чего бросается прямо ко мне:
— Госпожа! Пожалуйста, простите, что я одну вас оставила! Я думала, вы… вы…
Она делает неловкий жест, не находя слов.
Я слишком измотана и душевно разбита, чтобы изображать господское негодование.
— Просто постарайся впредь подобного не допускать.
Она озабоченно морщит лобик:
— Хорошо, госпожа… А вы, часом, не приболели?
— Нет, я лишь устала.
— Но вы вся дрожите! Сейчас вам чего-нибудь горяченького выпить принесу.
Я молча отдаюсь ее заботам. Вручив мне кубок, она откидывает покрывало на постели и принимается греть простыни.
Пока Тефани возится, я стою у камина, потягивая вино и ожидая, чтобы прошла дрожь. Больше всего хочется залезть в ванну, но час уже слишком поздний, и не к чему привлекать лишнее внимание к своей особе. А жалко: кровь Матюрена, поцелуй Юлиана — я чувствую себя невыносимо замаранной…
— Госпожа?
Я поднимаю голову. Тефани держит наготове мой домашний халат:
— Вам раздеться помочь?
— Да, будь добра.
Она ловко и заботливо управляется с моей одеждой. В отличие от Жаметты, Тефани знает свое дело, и ее молчаливое общество устраивает меня как нельзя лучше. Когда она отворачивается убрать мое платье, я иду к столику и открываю украшенную камешками шкатулку. Поставив кубок, достаю из шкатулки маленький хрустальный фиал. Это сонное зелье — прощальный подарок сестры Серафины. Она, конечно, прямо не говорила, но я-то видела, что ей не по нраву решение аббатисы так скоро отослать меня в мир. Серафина знала, что без ее снадобий я там, очень возможно, вообще спать не смогу.
Открыв фиал, я на миг задумываюсь, а не вытряхнуть ли в вино все его содержимое? Вот усну и уже не проснусь. Какое невероятное, сладостное искушение — погрузиться в сон и никогда больше не иметь дела ни с д'Альбрэ, ни с аббатисой, ни с Юлианом…
Но что, если Смерть вновь отвергнет меня? И я буду лежать беспомощная и беззащитная, до самого выздоровления отданная на милость других? Какая жуткая мысль!
И потом, этот рыцарь… А вдруг он и вправду еще жив? Что с ним станется, если я сейчас умру?
Я роняю в вино две капельки из фиала. Убираю его в шкатулку и запираю ее на ключ.
И самое главное: умри я, и кто тогда убьет д'Альбрэ? Ибо он должен умереть, отмеченный или нет.
Тефани, должным образом нагрев постель, спешит распустить мои волосы. Фрейлина до того легко касается их гребнем, что я даже удивляюсь, ведь обычно она такая неуклюжая. Закрываю глаза, и нежные, размеренные движения служанки словно бы вычесывают из меня страх. Ее ласковая забота даже заставляет вспомнить, как мы с Аннит и Исмэй по очереди расчесывали и укладывали друг дружке волосы в монастыре… Всеблагой Мортейн, до чего же мне не хватает подруг!..
Поддавшись душевному движению, я оборачиваюсь.
— Сегодня будешь спать здесь, — говорю я фрейлине.
Она прерывает работу и удивленно смотрит на меня:
— Госпожа?
Сказать, что мне нужно ее общество, я не могу.
— Я не очень хорошо себя чувствую, — говорю вместо этого. — Ночью мне может потребоваться помощь.
Кажется, она очень удивлена, но вместе с тем и обрадована. Откуда ей знать, что мои слова продиктованы отчаянием трусливой душонки. Простушка думает, будто ей оказана превеликая честь. Что ж, я не стану разочаровывать ее.
В эту ночь, когда Юлиан приходит скрестись у меня под дверью, Тефани идет выяснять, кто там. Я толком не слышу, что она говорит, — благодаря средству сестры Серафины голова у меня точно ватой набита, — но одного ее присутствия достаточно, чтобы его отпугнуть. Она возвращается в постель и заползает под одеяло.
— Ваш брат приходил узнать, как ваше здоровье, госпожа. Он сказал, у вас голова за ужином разболелась, спрашивал, прошла ли.
— Прошла, — бормочу я и передвигаюсь, уступая Тефани нагретое место.
Хоть какая-то награда за то, что она отгоняет чудовищ.
ГЛАВА 8
Проснувшись на другое утро, я первым долгом думаю о рыцаре, освободить которого велела матушка настоятельница. Да и ночью мне то и дело снился страдальческий крик, исторгнутый воином, который понял, что побежден.
Даже до нашей обители докатывались слухи о доблести могучего Чудища Варохского и о том, как ему удалось поднять всю страну, от высокородных вельмож до последних крестьян, на защиту нашего герцога и таким образом выиграть три последних крупных сражения.
Слушая посапывание Тефани, я гадаю, отчего поверженный рыцарь так завладел моими мыслями. Быть может, все дело в том, что он доблестно бился против превосходивших численностью врагов? Или сыграла роль его беспримерная преданность юной герцогине? А может, просто тот взгляд… Я же посмотрела ему прямо в глаза за мгновение до того, как он умер.
Он ведь умер, да. Я своими глазами видела, как его… То есть погодите: как раз в тот момент на башне появился Юлиан. То есть мертвого рыцаря я все-таки не видела. А зря ли ходят слухи, что в угаре сражения люди порой принимают страшные раны и все-таки остаются в живых?
Вчера, ложась спать, я наказала себе забыть послание аббатисы и не воспринимать его как руководство к действию. Но теперь могу думать только о том, как благородный рыцарь гниет заживо — а то и нечто похуже с ним происходит! — в подземельях д'Альбрэ.
Я касаюсь Тефани холодной ступней, и эта засоня наконец открывает глаза. Сперва она недоуменно моргает, но потом вспоминает, где находится и с кем:
— Госпожа! Молю, не сердитесь! Я должна была…
— А тебе известно, что ты храпишь? — Меня забавляет румянец, вспыхнувший у нее на щеках.
Она отводит глаза:
— Простите, госпожа. Вы бы столкнули меня с кровати… или еще как-нибудь разбудили.
— Я лишь спросила, знаешь ли ты, что похрапываешь. Но не говорила, что это меня беспокоит.
Она не находится с ответом, поэтому просто выпрыгивает из постели, кланяется и бежит за моим халатом.
Тефани уже помогает мне его натянуть, когда вбегает Жаметта и выпаливает:
— Баронов Жюльера и Вьенна поутру нашли в постелях мертвыми и…
Жаметта замолкает на полуслове. Мы с Тефани стоим бок о бок в одних ночных рубашках, и она замечает это только сейчас.
