Я не хочу портить вам Рождество. Скажем, на второй день
рождественской недели, да? Или еще днем позже, как хотите. Приезжайте, и мы
тогда все обсудим. Не бойтесь, я до этого не умру!
Он положил трубку и посмотрел по очереди на всех восьмерых,
находящихся в комнате. Потом засмеялся и сказал:
– Вы все с виду такие настороженные! Что случилось?
– Ты велел позвать нас, отец... – начал было Альфред, но
Симеон тотчас перебил его:
– Да, верно. Но отнюдь не на степенный семейный совет! Я
устал и не хотел бы никого видеть вечером. Собираюсь рано лечь, чтобы хорошо
выспаться и к завтрашнему празднику быть свежим. Великое дело -
Рождество! Оно придает людям чувство близости друг к другу,
не правда ли, Магдалена?
Магдалена Ли вздрогнула от неожиданности. Ее глуповатый
маленький ротик открылся и закрылся снова. Затем она сказала:
– О да!
– Ты ведь жила с отставным морским офицером, – продолжал тем
временем старый Ли, – с твоим отцом. Он, наверное, не мог устроить для тебя
настоящего рождественского праздника, а? Для этого нужно иметь большую семью!
– Да, конечно... да, наверное.
Взгляд Симеона скользнул с нее на Джорджа.
– Мне не хотелось бы говорить о неприятном, но я боюсь,
Джордж, что придется слегка уменьшить ту сумму, которую я регулярно посылаю
тебе. Расходы по дому у меня в будущем, видимо, сильно возрастут, ведь нас
здесь станет больше.
Джордж побагровел:
– Отец, ты не сделаешь этого!
– Ты так считаешь?!
– Мои расходы очень велики. Я уже сейчас порой не знаю, как
свести концы с концами. Приходится экономить на всем.
– Предоставь экономить своей жене, – с улыбкой посоветовал
старый Ли. – Женщины умеют это делать. Им иногда приходят в голову такие идеи,
какие мужчинам никогда на ум не придут. Например, они решат, что смогут сами
шить себе платья. Моя жена все делала своими руками – была очень большая
искусница. Хорошая она была жена, в самом деле, только скучная...
Дейвид подскочил:
– Моя мать...
– Сядь! – сказал Симеон грубо. – У твоей матери было заячье
сердце и куриные мозги! Полагаю, что ты унаследовал от нее и то, и другое.
Он вдруг встал. На щеках его выступили красные пятна, голос
звучал громко и резко:
– Никто из вас здесь не стоит ни гроша! Ни один! Я по горло
сыт всеми вами! Все вы слабаки – глупые слабаки! Одна Пилар стоит больше, чем
двое из вас, вместе взятых. Клянусь богом, что где-нибудь в этом мире у меня
есть сын лучше, чем вы, хоть он и не родился в законном браке!
– Ну, это уж слишком, отец! – воскликнул Гарри. Он тоже
вскочил с места. По его лицу, обычно веселому, разлилась краска гнева.
– То же самое я могу сказать и тебе! – заорал на него
Симеон. – Сам-то ты что делал все это время? Постоянно клянчил у меня деньги!
Со всех концов света просил подаяния. Нет, я повторяю еще раз: я сыт по горло
всеми вами! Вон отсюда!
Старый Ли опустился в кресло. Медленно, один за другим его
дети покидали комнату. Джордж был красным и ошарашенным, Магдалена тоже
выглядела испуганной, Дейвид был бледен как смерть и дрожал, Гарри высоко
держал голову, а Альфред брел неизвестно куда, вышагивая, как лунатик. Лидия
шла за ним, уверенная в себе и женственная, как обычно. Только Хильда
остановилась у порога и затем вернулась к свекру. В том, как спокойно и
неподвижно она встала перед его креслом, было что-то зловещее.
– Когда пришло твое письмо, – сказала она, – я действительно
поверила, что там написана правда – ты хочешь собрать вокруг себя на Рождество
всю свою семью. Поэтому я и уговорила Дейвида приехать. Но ты захотел собрать
своих детей только для того, чтобы выдрать всех за уши, не так ли? Один бог
знает, что ты нашел в этом приятного.
Симеон хихикнул.
– Знаешь, я с некоторых пор приобрел особое чувство юмора. И
отнюдь не требую, чтобы мой юмор понимали. Достаточно того, что мои шутки
нравятся мне самому.
Поскольку она не ответила, Симеон вдруг забеспокоился.
– Ну, что ты на это скажешь? – спросил он в упор.
– Я боюсь, – она запнулась.
– Чего ты боишься?.. Меня?
– Нет, я боюсь за тебя, – ответила она и, как судья, который
только что огласил приговор, повернулась и величественно удалилась из комнаты.
Симеон уставился на дверь, через которую она вышла. Затем
встал и поковылял к сейфу, бормоча:
– Лучше на вас поглядим, мои прекрасные...
***
Примерно без пятнадцати восемь зазвенел звонок у входа.
Трессильян открыл. Когда он вернулся в каморку у кухни, там стоял Хорбюри с
кофейной чашкой на подносе.
– Кто это был? – спросил Хорбюри.
– Инспектор полиции Сагден. Эй, смотрите, осторожней!
Но чашка из рук Хорбюри уже упала на пол и разлетелась
вдребезги.
– Ну ты посмотри! – запричитал Трессильян. – Одиннадцать лет
пользуемся этим сервизом, я всегда сам мыл его и не разбил ни одной чашки! А
стоит вам только прикоснуться к чему-нибудь, чего вам вообще касаться не
следовало бы, как непременно что-то происходит!
– Мне очень жаль, мистер Трессильян, – извинился Хорбюри. На
лбу у него выступили крупные капли пота. – Сам не понимаю, как это могло
случиться. Скажите, а полицейский инспектор предупреждал заранее, что придет?
– Да, мистер Сагден звонил. Слуга облизнул пересохшие губы:
– А что.. что он хотел?
– Он собирает пожертвования на полицейский дом для сирот. Я
отнес книгу для записи пожертвований наверх мистеру Ли, но он велел мне
попросить мистера Сагдена подняться к нему и принести им шерри.
– Сплошное попрошайничество в это время года, – заметил
Хорбюри. – А старый черт щедр, это надо признать, несмотря на некоторые его
недостатки.
– Мистер Ли с давних пор очень щедр, – ответил Трессильян с
достоинством.
– Да, это его лучшая сторона, – согласился Хорбюри. – Ну, я
пойду.
– В кино?
– Вероятно. Бай-бай, мистер Трессильян.
Он вышел через дверь, которая вела в комнату для прислуги.
Трессильян посмотрел на стенные часы. Затем отправился в
столовую и положил на каждую салфетку по булочке. Бросив на длинный стол
последний оценивающий взгляд, он подошел к гонгу и позвонил.
