– Это так, – согласился Пуаро. – Так вполне мог вести себя
представляемый вами убийца. Но почему, почему, ради всего святого, он не
оставил орудия убийства рядом с трупом? Там, где нет орудия, не может быть и
речи о самоубийстве. Это была прямо-таки роковая ошибка.
Инспектор Сагден ответил тривиально:
– Преступник почти всегда допускает какую-то ошибку. Мы
убеждаемся в этом снова и снова.
Пуаро вздохнул. Затем проговорил тихо:
– Но, несмотря на эту ошибку, он улизнул, этот преступник.
– Я не думаю, что ему действительно удалось улизнуть.
– Вы полагаете, что он все еще находится в этом доме?
– Не знаю, где еще он мог бы находиться. Преступление
произошло здесь, в доме.
– И тем не менее, – любезным тоном повторил Пуаро, – он
улизнул, потому что вы не знаете, кто он.
Инспектор Сагден сказал твердо, но столь же вежливо:
– У меня такое чувство, что мы очень скоро узнаем его. Мы
еще никого не допрашивали.
– Послушайте, Сагден, – вмешался в разговор Джонсон, – мне
неясно одно – ведь кто бы ни повернул ключ в замке снаружи, он должен был точно
знать, как это делается. Это значит, что у него, так сказать, имеется опыт
взломщика, ведь специальные инструменты для таких дел приготовить не так-то
легко.
– Вы думаете, что это профессиональный взломщик, сэр?
– Вот именно!
– Да, действительно, выглядит так, – согласился Сагден. – Я
тоже задавал себе вопрос, нет ли среди слуг профессионального вора. Это могло
бы объяснить исчезновение алмазов, а убийство тогда было бы просто логическим
следствием Но и эта теория имеет слабые места. Из восьми человек прислуги в
этом доме шесть – женщины, причем пятеро из них работают в доме по четыре года
и больше. Кроме них есть дворецкий и слуга. Дворецкий в семье уже почти сорок
лет, – прямо рекорд, я бы сказал. Слуга тоже не со стороны, он сын садовника и
вырос здесь. Я не знаю, как и где он мог бы научиться ремеслу взломщика. И,
наконец, есть еще один слуга – личный камердинер старого господина. Он здесь
относительно недавно, но в тот момент его не было в доме. Его и сейчас нет,
впрочем, он ушел незадолго до восьми.
– У вас есть список тех, кто в то время находился в доме?
– Так точно, сэр Я спросил их имена у дворецкого. Он достал
записную книжку.
– Прочитать их вам, сэр?
– Пожалуйста, Сагден.
– Мистер Альфред и миссис Лидия Ли. Мистер Джордж Ли,
депутат, и его жена. Мистер Гарри Ли. Мистер Дейвид и миссис Хильда Ли. Мисс, –
тут инспектор сделал маленькую паузу, после которой взял с боем имя: – Пилар...
– Еще одна мучительная трудная атака: – Эстравадос. Мистер Стивен Фарр. Затем
прислуга: Эдвард Трессильян, дворецкий; Уолтер Чэмпион, слуга; Эмили Ривз,
повариха; Квинни Джонс, судомойка, Глэдис Спент, первая горничная; Грейс Бест,
вторая горничная; Беатрис Москомб, третья горничная; Джоан Кенч, домработница.
Затем – Сидней Хорбюри, камердинер.
– А где находились в момент убийства все члены семьи Ли?
– Об этом я знаю только приблизительно Как уже говорил, я
еще не успел никого допросить. По словам Трессильяна, господа были еще в
столовой, а дамы уже перешли в гостиную. Трессильян готовил кофе. Он говорит,
что как раз вернулся в комнатку рядом с кухней, когда наверху послышался шум,
сразу же за которым раздался крик. После этого он вместе с другими побежал по
лестнице.
– Кто из членов семьи живет в этом доме постоянно, а кто
приехал в гости? – спросил полковник Джонсон.
– Мистер Альфред и миссис Лидия Ли живут здесь постоянно.
Все остальные приехали в гости.
– Где они сейчас!
– Я попросил их оставаться в гостиной, пока не буду готов
взять у них показания.
– Хорошо. Тогда, пожалуй, мы сейчас поднимемся наверх и
осмотрим место преступления.
Когда они вошли в комнату, в которой произошло убийство,
полковник даже присвистнул сквозь зубы.
– Да, довольно скверная картина.
Некоторое время он стоял, окидывая взором перевернутые
стулья, осколки стекла и забрызганные кровью обломки мебели. Сухощавый пожилой
человек, который до этого стоял на корточках возле трупа, поднялся и кивнул.
– Добрый вечер, Джонсон, – сказал он. – Как тебе нравится
эта бойня, а? Милая картина?
– Да уж, можно сказать! Каково ваше заключение, доктор?
Врач пожал плечами.
– Выступая как эксперт в суде, я изъясняюсь исключительно
научными терминами, но вам скажу попросту: ясное дело – глотка перерезана, как
у свиньи. Не прошло и нескольких минут, как наступила смерть от потери крови.
Не найдено никакого орудия, которым перерезана глотка.
Пуаро подошел к окнам. Как и сказал инспектор, одно из них
было закрыто и заперто на задвижку. Другое было приоткрыто на несколько
сантиметров, но зафиксировано в этом положении мощным запором.
– Дворецкий утверждает, что это окно не закрывалось совсем,
даже в самую сильную непогоду, – пояснил Сагден. – На тот случай, если будет
ветер с дождем и будут залетать капли, внизу постелен линолеум, хотя крыша
сильно выступает и хорошо защищает от любой непогоды.
Пуаро кивнул. Он снова подошел к трупу и посмотрел сверху на
старика.
Десны, в которых не было ни кровинки, оттянули губы и были
обнажены, так что казалось – Симеон Ли скалит зубы. Пальцы были скрючены, как
птичьи когти.
– Кажется, он не был сильным человеком, – сказал Пуаро.
– Ну, как сказать, зато был очень вынослив, – возразил врач.
– Он перенес несколько таких болезней, которые многих свели бы в могилу.
– Я не в том смысле. Я хочу сказать, что он не был очень уж
силен физически.
– Это так, разумеется. Строение тела довольно субтильное.
Пуаро повернулся и наклонился над перевернутым креслом
красного дерева, внимательно рассматривая его. Рядом стоял стол красного
дерева, на котором валялись осколки большой фарфоровой лампы. Два стула
поменьше были тоже опрокинуты, вокруг – осколки разбитой бутылки и двух
бокалов, чуть подальше – неразбившееся при падении стеклянное пресс-папье,
книги, расколотая японская ваза и бронзовая статуэтка, изображающая обнаженную
девушку.
Пуаро склонился над всеми этими свидетельствами ожесточенной
борьбы, ни к чему не притрагиваясь. Брови его удивленно поползли вверх.
