– Надеюсь, вас не шокирует моя откровенность? Но все это –
чистая правда. Ведь вы же рано или поздно вытащите на свет божий все грязное
белье семейства Ли. Стало быть, я могу первым выставить здесь на обозрение свое
нутро. Я особенно отчаиваюсь по поводу смерти отца. В конце концов, я его не
видел с тех пор, когда был совсем пареньком. Как бы то ни было, он был моим отцом,
а сейчас он убит. Мой долг – позаботиться о том, чтобы его смерть была
отомщена.
Он погладил себя по щеке:
– Мы семья, членам которой свойственна мстительность. Ни
один из семейства Ли ничего легко не забывает. Я хочу быть уверенным, что
убийца моего отца будет пойман и повешен!
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал Сагден.
– Если бы вы не занимались этим в силу своего долга, мне
пришлось бы взять дело расплаты в свои руки, – резко ответил Гарри Ли.
– Вы кого-нибудь подозреваете, мистер Ли? – быстро спросил
полковник Джонсон.
Гарри покачал головой.
– Нет, – ответил он медленно, – нет, подозрений у меня нет.
Знаете, это было для меня ударом. Я долго размышлял – мне кажется, речь не
может идти о преступнике со стороны...
– Ага, – кивнул тут Сагден.
– ... И если я не ошибаюсь, то убил его один из нынешних
обитателей этого дома. Но кто, черт возьми?! Кто-то из слуг? Явно нет!
Трессильян здесь с незапамятных времен. Слуга-полуидиот? Едва ли. Хорбюри? Это
хладнокровный тип, но Трессильян сказал мне, что он отправился в кино. И кто у
нас останется тогда? Если исключить Стивена Фарра, а зачем, собственно, Фарру
приезжать из Южной Африки, чтобы убить кого-то совершенно чужого и незнакомого
ему? – так вот, если исключить Стивена Фарра, тогда остаются только члены нашей
семьи, и в таком разе я ни за что на свете не могу себе представить, кто мог бы
это сделать! Альфред? Он боготворил нашего отца. Джордж? Чересчур труслив для
этого. Дейвид? Нет,
Дейвид с самого детства был мечтателем. Он упадет в обморок,
если порежет себе палец до крови. А женщины? Ни одна из них не пошла бы
перерезать старику глотку. Кто же это сделал? Будь я проклят, если я знаю.
Полковник Джонсон откашлялся – это была своего рода
профессиональная привычка – и задал свой традиционный вопрос:
– Когда вы видели своего отца в последний раз? – После чая.
Он тогда как раз спорил с Альфредом относительно вашего преданного слуги. У
старика была какая-то нездоровая тяга к скандалам. Он страшно любил злить
окружающих. Мне кажется, что он только поэтому держал в секрете от остальных
мой приезд. Он хотел посмотреть, как вытянутся их лица, когда я вдруг объявлюсь
здесь. И только поэтому же он завел разговор о том, что собирается изменить
завещание.
Пуаро поднял голову и проговорил:
– Ваш отец, значит, упоминал о своем завещании?
– Да. В присутствии нас всех. И при этом наблюдал за нами,
прямо как кошка, которая подкарауливает мышь, чтобы увидеть реакцию. Он
позвонил своему адвокату и попросил его приехать после Рождества по этому делу.
– И какие же изменения он собирался внести? Гарри Ли
усмехнулся:
– Этого он нам не сказал, старый лис. Я предполагаю, или
лучше скажем так – я надеюсь, что он хотел изменить его в пользу вашего
покорного слуги. Я думаю, что был вычеркнут из всех ранее существовавших
завещаний, а сейчас он собирался снова включить меня туда Чертовски скверно для
всех остальных! И Пилар, которую он очень полюбил, наверняка должна была тоже
что-то получить. Вы уже ее видели? Моя испанская племянница, очаровательное
создание, со свойственными ей теплотой великолепного юга и всей его жестокостью.
Я хотел бы быть ей не просто дядей!
– Ваш отец полюбил ее? Гарри кивнул:
– Она знала, как обращаться со стариком. Часто просиживала
рядышком с ним. Держу пари, она знала, чего этим добивается' Ну, теперь он
мертв. И никакое завещание уже нельзя будет изменить в пользу Пилар, и в мою
тоже, к несчастью!
Он секунду подумал о чем-то, а затем продолжил изменившимся
голосом:
– Но я отвлекся от темы. Вы спрашивали меня, когда я видел
отца в последний раз. Я сказал, что после чая, в самом начале седьмого. Старик
был очень довольным, хотя и слегка усталым. Я скоро ушел и оставил его наедине
с Хорбюри И после этого я его больше не видел.
– Где вы были, когда произошло убийство?
– В столовой, с братом Альфредом, у нас как раз в самом
разгаре был довольно острый разговор, когда мы услышали шум наверху. Он был
таким, как будто там боролась по крайней мере дюжина здоровых мужчин, а потом
закричал бедный старый отец. Визг был такой, словно режут свинью. От этого
крика Альфреда, кажется, парализовало. Он так и остался сидеть как прикованный.
Я потормошил его, чтобы он пришел в себя, и побежал с ним вверх по лестнице.
Дверь в комнату отца была заперта, нам пришлось ее взламывать. Довольно
нелегкое занятие. Как, черт подери, эта дверь вообще оказалась закрытой? В
комнате никого не было, кроме отца, и я готов съесть свою шляпу на спор, если
кому-то удалось уйти через окно!
– Дверь закрыли снаружи, – сказал Сагден.
– Что?
Гарри уставился на него.
– Я могу поклясться, что ключ торчал в двери.
– Значит, вы заметили это, – пробормотал Пуаро Гарри Ли с
вызовом посмотрел на него.
– Да, я кое-что замечаю. Так уж я привык! – Затем он перевел
взгляд на полицейских. – Вы еще хотите о чем-то спросить меня, господа?
Джонсон покачал головой:
– Спасибо, мистер Ли, в данный момент – нет Пригласите,
пожалуйста, следующего члена семьи.
– Конечно.
Гарри покинул комнату, не оборачиваясь.
– Какого вы мнения о нем? – спросил Джонсон своего
подчиненного.
Инспектор только пожал плечами.
– Он чего-то боится. Я спрашиваю себя, чего?
***
Магдалена Ли эффектно задержалась на пороге, чтобы провести
тонкой длинной рукой по платиновым волосам. Платье из зеленого бархата облегало
ее, еще более подчеркивая стройную фигуру. Она была очень молода и выглядела
немного испуганной.
Трое мужчин долго не могли оторвать от нее своих взглядов.
Глаза Джонсона, который был просто потрясен, выражали восхищение, тогда как в
глазах Сагдена преобладало желание побыстрее продолжить работу. Что же касается
Эркюля Пуаро, то его лицо так и светилось, выражая признание достоинств. Это
Магдалена тотчас же заметила. Но признание это относилось не столько к ее
красоте, сколько к умению искусно воздействовать ею, которое она и
продемонстрировала.
