– Да... как преступница. Ведь она могла потерять голову и
напасть на своего деда... когда заметила, что он обнаружил кражу и разоблачил
ее...
– Да... это вполне возможно. Инспектор Сагден бросил на
Пуаро внимательный взгляд.
– Но вы не верите в это, не правда ли? Так объясните же мне
наконец, как вы сами понимаете все это дело?!
– Видите ли, я снова и снова возвращаюсь в мыслях к одному и
тому же. К характеру покойного. Что за человек был Симеон Ли?
– Ну, это и в самом деле не тайна, – ответил Сагден.
– Тогда откройте мне ее, пожалуйста. Расскажите, что о нем
думают в округе.
Инспектор Сагден задумчиво провел пальцем по щеке. Он,
казалось, был растерян.
– Сам я не местный, родился в Ривзшире, соседнем графстве.
Но, конечно, мистера Ли знают и у нас. Все, что мне о нем известно, известно
понаслышке.
– И что же вам известно понаслышке?
– Ну, говорят, что он был тертый калач, и в делах его на
мякине не проведешь. Но что касается денег, он был щедр, у него была широкая
душа. Меня удивляет, что мистер Джордж Ли, сын такого отца, может быть таким
скупердяем.
– Но вы ведь видите, что в этой семье сформировались два
типа людей, в корне отличающихся друг от друга. Альфред, Джордж и Дейвид похожи
на свою мать. Я сегодня утром видел портреты в фамильной галерее.
– Он был вспыльчив, – продолжил Сагден, – часто изменял
своей супруге. По крайней мере, в молодые годы. Но даже в таких случаях он вел
себя порядочно. Если возникали нежелательные последствия, он щедро платил и
заботился о том, чтобы девушка вышла замуж. Он, возможно, и был охотником за
юбками, но подлым человеком никогда не был. Со своей женой, говорят, он
обращался плохо.
Полагаю, что бедная женщина действительно была очень
несчастна. Ей всегда нездоровилось, и она редко появлялась на люди. Совершенно
определенно – он был незаурядным человеком, этот старый Ли. Но был, видимо,
также и мстительным. Рассказывают, что он никогда не прощал обидчику и
возвращал ему должок, даже если порой приходилось ожидать удобного момента для
мести годами.
– Мельницы господни мелют медленно, но очень тонко, –
пробормотал Пуаро себе под нос.
– Мельницы черта, лучше сказать, – твердо заявил.
Сагден. – В Симеоне Ли определенно не было ничего божьего.
Он был из того разряда людей, которые продадут душу дьяволу, да еще и
порадуются выгодной сделке. И к тому же он был горд неимоверно, как Люцифер!
– Горд, как Люцифер! – повторил Пуаро. – Все это необычайно
интересно и наводит на размышления.
Инспектор Сагден с удивлением посмотрел на него:
– Не хотите ли вы сказать, что его убили из-за излишней
гордости?
– Я полагаю, что гордость – качество, которое передается по
наследству. Сыновья Симеона Ли могли унаследовать от него гордость...
Он смолк. Хильда Ли вышла из дома и смотрела на террасу.
– Я искала вас, мистер Пуаро.
Инспектор Сагден извинился, попрощался и пошел в дом. Хильда
посмотрела ему вслед и сказала:
– Я не знала, что он тут с вами. Думала, он с Пилар в саду.
Симпатичный мужчина – этот инспектор, и весьма деликатный. – Ее голос звучал
мягко и приятно, успокаивал. – Мистер Пуаро, – обратилась она к Пуаро, – вы
должны мне помочь.
– С удовольствием, мадам.
– Вы умный человек, мистер Пуаро, я поняла это вчера
вечером. Вероятно, очень многое вы с легкостью можете разгадать. Я хочу, чтобы
вы поняли моего мужа.
– Да, мадам, я вас слушаю.
– Инспектору Сагдену мне не хотелось бы говорить о некоторых
событиях. Он не может этого понять. Но вы – поймете.
Пуаро поклонился.
– Весьма польщен, мадам.
Хильда Ли продолжала совершенно спокойно:
– На протяжении многих лет, собственно, с тех пор, как мы
поженились, у моего мужа искалечена душа, если можно так выразиться. Видите ли,
телесная болезнь причиняет боль и мучает, но раны на теле затягиваются, кости
срастаются снова, и даже если некоторое время остается какой-то рубец, то все
же потом проходит. Мой муж в самом ранимом возрасте перенес тяжелую травму
души. Он пережил смерть матери, которую любил больше всего на свете. Он считал,
что моральную ответственность за эту смерть должен нести отец, и от этой
навязчивой идеи он так никогда и не сможет освободиться. Ненависть к отцу
постоянно жила в нем. Я уговорила его, мистер Пуаро! – приехать сюда на
Рождество, чтобы он помирился со своим отцом. Я хотела, чтобы эта душевная рана
мужа наконец зажила. Сейчас я знаю, что наш приезд был ошибкой. Симеон Ли нашел
удовольствие в том, чтобы ковыряться в такой ране! И это было очень, очень
опасное занятие.
– Не хотите ли вы тем самым, мадам, сообщить мне, что ваш
супруг убил своего отца?
– Я говорю вам, мистер Пуаро, что он очень легко мог бы это
сделать... И я говорю вам, далее, что он не сделал этого! В тот момент, когда
Симеон Ли был убит, его сын сидел в музыкальной комнате и играл похоронный
марш. Желание убить жило в его сердце, перетекало в его пальцы и умирало в
потоке звуков – такова истина.
Пуаро постоял минуту, погруженный в свои мысли. Затем он
сказал:
– А что вы думаете, мадам, о трагических жизни и смерти
матери вашего супруга?
– По всей видимости, Симеон Ли был кругом неправ и ужасно обращался
со своей женой. Но в то же время полагаю, что существует такая
предрасположенность к страданию и терпению, которая может вызвать в мужчине
худшие инстинкты, во всяком случае, в таком мужчине, каким был отец моего мужа.
Симеон Ли, мне кажется, восхищался бы смелостью и твердостью характера.
Терпение и слезы приводили его в бешенство.
Пуаро кивнул:
– Ваш муж сказал нам вчера вечером: «Моя мать никогда не
жаловалась». Это верно?
Хильда Ли нетерпеливо возразила:
– Нет, конечно же, это неправда! Она постоянно жаловалась
Дейвиду! Весь груз своих несчастий она взвалила на его плечи. А он был чересчур
молод, слишком молод, чтобы выносить то, что она взвалила на него!
Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Она покраснела под его
взглядом и закусила губу.
– Я понимаю, – сказал Пуаро.
– Что вы понимаете? – резко спросила она.
– Я понимаю, что вам пришлось быть своему супругу в первую
очередь матерью, тогда как вы бы предпочли быть ему женой.
