– Вы, конечно, должны согласиться.
Пилар стояла посреди музыкальной комнаты. Стояла чересчур
прямо и напряженно, глаза ее бегали по сторонам, как у животного, которое
боится, что на него нападут.
– Я хочу уехать отсюда.
– Этого хотите не только вы, – дружелюбно сказал Стивен
Фарр, – но нас не отпустят, дитя мое.
– Полиция?.. Это так неприятно – иметь дело с полицией. С
порядочными людьми такого происходить не должно.
– Например, с вами, не так ли? – улыбнулся Фарр.
– Нет, я имею в виду Лидию и Альфреда, Дейвида и Хильду,
Джорджа... ну, и все-таки Магдалену.
Стивен закурил сигарету. Он некоторое время молча пускал
дым, а потом все же спросил:
– Вы сделали одно исключение. Почему?
– Как это? Не понимаю!
– Почему вы не упомянули Гарри?
Пилар засмеялась, обнажив свои прекрасные ровные зубы.
– О, Гарри – совсем другое дело. Я думаю, он не привык
ладить с полицией.
– Наверное, вы правы. Во всяком случае, он слишком любит
приключения, чтобы быть зачисленным в эту тихую компанию домоседов. Вам
нравятся ваши английские родственники, Пилар?
Пилар пришлось поразмыслить, прежде чем ответить.
– Они милы, все очень милы, – сказала она неуверенно. – Но
они никогда не смеются и никогда не радуются.
– Милая девочка, так ведь в этом доме произошло убийство!
– Д-д-да, – пробормотала Пилар.
– Убийство, – менторским тоном продолжал Стивен, – это же не
что-то такое, что случается по нескольку раз на день, как вам, вероятно,
внушили горячие головы в вашей Испании. В Испании по такому поводу могут думать
что угодно, но в Англии на убийство смотрят чертовски серьезно!
– Вы смеетесь надо мной!
– Конечно же, нет! Я вообще не способен смеяться над кем-то!
Пилар внимательно разглядывала его загорелое лицо.
– Вы тоже хотите уехать отсюда, не правда ли? А этот
симпатичный высокий полицейский не отпускает вас.
– Я не просил у него разрешения, но, вероятно, он не
отпустил бы меня. Теперь приходится обдумывать каждый свой шаг и быть очень
осторожным.
– И это так скучно, – констатировала Пилар.
– Если бы это было только скучно, любовь моя, так это б еще
полбеды. И к тому же этот иностранец ходит повсюду и вынюхивает. Я, правда,
считаю его не слишком умным, но он нервирует меня.
Пилар вдруг наморщила лоб:
– Мой дед был очень-очень богатым, правда? Кто теперь
получит его деньги? Альфред и остальные?
– Это зависит от его завещания.
– Он мог и мне оставить кое-что, – вслух размышляла Пилар, –
но думаю, что это маловероятно.
– Не печальтесь на этот счет, – успокоил ее Стивен почти с
любовью в голосе. – Вы – член семьи. Деньги на вашу жизнь будут выделены.
Со вздохом Пилар сказала:
– Да, я член этой семьи! Смешно, правда? А на самом деле
оказывается, что смешного тут мало.
– Да, определенно, для вас тут веселого мало. Пилар снова
глубоко вздохнула. Затем спросила:
– Может, заведем граммофон и потанцуем? Стивен посмотрел на
нее в недоумении:
– Это будет выглядеть неприлично. В доме, где покойник,
танцевать не принято.
Большие глаза Пилар стали еще больше:
– Но я вовсе не в трауре! Ведь я почти не знала своего деда,
хотя он и был мне симпатичен. Я не хочу плакать и быть несчастной потому, что
теперь он мертв Глупо быть ханжой!
– Вы великолепны! – с восхищением сказал Стивен Фарр.
– Если мы заткнем трубу граммофона чулками и перчатками, –
продолжила она вкрадчиво, – то он будет играть совсем тихонечко, и никто нас не
услышит.
– Ну пойдем, искусительница!
Она довольно засмеялась, выбежала из комнаты и направилась в
танцевальный зал на другом конце дома. Но, добежав до бокового коридора,
который вел к двери в сад, она вдруг остановилась как вкопанная. Стивен,
следовавший за ней, тоже резко остановился на бегу.
Их взору предстал Эркюль Пуаро. Сняв со стены портрет, он
рассматривал его детально при свете солнечного дня, который проникал через
стекло в двери. Он посмотрел на молодых людей и улыбнулся им.
Вы очень кстати! Я сейчас изучаю нечто очень важное лицо Симеона
Ли в молодости.
– Так это мой дедушка?
Она долго смотрела на картину Затем сказала удивленно:
– Как изменился... совсем изменился... Он был таким старым,
весь в морщинках. А здесь очень похож на Гарри – так, наверное, выглядел Гарри
лет десять назад.
Эркюль Пуаро кивнул.
– Да, мадемуазель. Гарри Ли больше всего похож на своего
отца А здесь, – он прошел несколько шагов вдоль галереи портретов, – здесь –
ваша бабушка. Посмотрите, какое у нее красивое лицо, светлые волосы, нежные
голубые глаза.
– Как Дейвид! – воскликнула Пилар.
– И Альфред похож на нее, – заметил Стивен.
– Наследственность – интересная вещь, – сказал Пуаро –
Мистер Ли и его жена относились к совершенно различным типам людей. В общем и
целом большинство детей в этой семье пошли в мать Посмотрите сюда, мадемуазель.
Он показал на портрет девушки примерно девятнадцати лет с
золотистыми волосами и большими смеющимися голубыми глазами. Чертами лица она
была похожа на покойную жену Симеона Ли, но в них были такие жизнерадостность и
веселье, которые, по всей видимости, никогда не испытывала эта тихая и
терпеливая женщина.
Щеки Пилар покраснели Девушка схватилась за длинную золотую
цепочку, висевшую у нее на шее, вытащила медальон, и без слов поднесла к лицу
Пуаро. То же самое смеющееся лицо юной девушки смотрело на него.
– Моя мать, – шепнула Пилар.
Пуаро кивнул. На другой стороне медальона был портрет
симпатичного молодого мужчины с черными волосами и синими глазами.
– Мой отец! Правда, он необычайно красив!
– Да, конечно. У испанцев обычно не бывает синих глаз, не
правда ли, мадемуазель?
– У тех, которые живут на Севере, иногда бывают. Впрочем,
мать моего отца была ирландкой.
