– Я бы так не сказал. Он необыкновенно живуч. Но раз уж он
вдруг захотел собрать всю свою семью на Рождество, то я считаю, что мы должны
откликнуться на его просьбу. Это, быть может, последние рождественские
праздники в его жизни.
– Это ты так считаешь, Джордж, – резко бросила она, – а вот
я считаю, что он проживет еще долгие годы.
Сбитый с толку, чуть ли не испуганный, Джордж, заикаясь,
промямлил:
– Да, да, конечно... Он, безусловно, может прожить еще
долго.
– Ну ладно, тогда, значит, нам нужно ехать... – расстроенно
проговорила Магдалена. – Что за муки придется перенести! Альфред – молчаливый и
туповатый, а Лидия смотрит на меня свысока... Нет, не убеждай, смотрит свысока!
Ну и потом, я ненавижу этого ужасного слугу.
– Старого Трессильяна?
– Нет, Хорбюри! Он вечно ходит по дому бесшумно и
вынюхивает. Я даже не могу тебе передать, как мне это действует на нервы. Но мы
все-таки поедем. Не хочу обижать старого человека.
– Вот видишь! А с рождественским угощением для прислуги...
– Это может подождать, Джордж. Я сейчас позвоню Лидии и
скажу ей, что мы приедем завтра поездом на 5.20.
Магдалена быстро вышла из комнаты. Позвонив, она села за
письменный стол и стала рыться в маленьких ящичках. Из каждого она доставала
счета – целую гору счетов. Вначале попыталась как-то разложить их по порядку,
однако ей быстро наскучило это занятие, и она снова бросила бумаги в ящики.
Затем провела рукой по своим платиновым волосам.
– Господи, ну что же мне делать? – пробормотала она.
***
На втором этаже Гостон Холла длинный коридор вел к большой
комнате как раз над главным входом. Эта комната была обставлена невероятно
богато и старомодно. Стены, затянутые тяжелой парчой, огромные кожаные кресла,
громадные вазы с изображениями драконов и скульптуры из бронзы... Все это
производило впечатление пышности, богатства и стабильности.
В самом большом и самом импозантном из всех кресел – старом
«дедовском» восседал сухощавый старик. Его длинные руки с крючковатыми пальцами
лежали на подлокотниках. Рядом с ним стояла трость с золотым набалдашником. Он
был одет в старый, потертый шлафрок, на ногах – расшитые домашние туфли.
Желтизну лица подчеркивали белоснежные волосы.
В первый момент можно было подумать – что за жалкое
создание! Но внимательный наблюдатель быстро изменил бы свое мнение, увидев
гордый орлиный нос, темные, полные жизни глаза. В этом человеке сохранились
огонь, жизнь и сила. Старый Симеон Ли вдруг негромко хохотнул:
– Значит, вы все передали миссис Лидии? Хорбюри стоял рядом
с креслом. Он ответил мягко и почтительно:
– Так точно, сэр.
– В точности так, как я поручил вам? Скажите – в точности
так?
– Разумеется, я определенно не сделал никакой ошибки.
– Нет, вы не делаете ошибок. Да я и не советовал бы вам
делать их. Ну? И что же она сказала, Хорбюри? Что сказала миссис Лидия?
Хорбюри спокойно и невозмутимо повторил, какой эффект имело
переданное им известие. Старик засмеялся и потер руки от удовольствия.
– Великолепно! Ну, теперь они весь день будут ломать себе
головы! Отлично! Сегодня они поднимутся ко мне, придут как миленькие!
Хорбюри повернулся кругом и бесшумно пошел к двери. Старик
собрался было сказать ему еще что-то, но он уже исчез в коридоре.
– Этот парень ходит, как кот, – проворчал Симеон Ли. –
Никогда не знаешь, здесь он или уже ушел!
Он тихо сидел в кресле и гладил себя по щеке, пока не
раздался стук в дверь и не вошли Альфред и Лидия.
– Ах, вот и вы! Подойди ко мне, Лидия, хорошая моя, сядь
рядом. Какая ты румяная!
– Я была на улице, там холодно. Вот и горит лицо.
– А как у тебя дела, отец? – спросил Альфред. – Ты хорошо
спал?
– Очень хорошо, очень хорошо! Мне снились старые добрые
времена, моя жизнь до того, как я стал столпом общества и перешел к оседлому
существованию.
Он громко засмеялся. Невестка скривила рот в учтивой улыбке.
– Отец, что означало сообщение, что к празднику приедут еще
двое гостей?
– Да, верно! Мне надо вам объяснить! Это должен быть
грандиозный рождественский праздник. Итак: приедут Джордж и Магдалена... Бедный
Джордж – корректный, чопорный, а ведь на самом-то деле – всего лишь надутый
пузырь! И все-таки он – мой сын. Избиратели его любят, потому что они,
вероятно, думают, что он честен! Как же! Еще ни один из рода Ли не был
по-настоящему честным!... За исключением тебя, мальчик мой, разумеется, за
исключением тебя!
– А Дейвид? – спросила Лидия.
– Дейвид! Мне очень интересно повидать его через столько
лет. Он был экзальтированным ребенком. Мне интересно, как выглядит его жена. Во
всяком случае, он не женился на девушке на двадцать лет моложе себя, как этот
дурак Джордж.
– Хильда написала очень милое письмо, – поддержала разговор
Лидия. – Телеграммой они подтверждают, что приедут завтра во второй половине
дня.
Свекор посмотрел на нее острым пронизывающим взглядом. Затем
засмеялся:
– Тебя мне никогда не удастся вывести из равновесия, Лидия!
Это – мой тебе комплимент! Ты очень хорошо воспитана, а воспитание важно, я
знаю. Но наследственность – дело еще более существенное. В меня действительно
удался лишь один ребенок из всей семьи.
Его глаза сверкнули.
– Угадайте теперь, кто еще приедет. Никогда не угадаете!
Он переводил взгляд то на сына, то на невестку. Альфред
наморщил лоб.
– Хорбюри сказал, что ты ждешь молодую даму.
– И это тебя сейчас волнует, ага? Пилар вот-вот будет здесь.
Я уже послал машину, чтобы привезти ее с вокзала.
– Пилар? – переспросил Альфред.
– Да, Пилар Эстравадос – дочка Дженнифер. Моя внучка.
Любопытно посмотреть, как она выглядит.
– Бог мой, отец, ты никогда мне не говорил...
– Чтобы не испортить сюрприза, милый мой сын, – ответил
старый Ли с недоброй усмешкой. – Я уже забыл, когда под этой крышей кипела
молодая кровь. Его, Эстравадоса, я не видел никогда. На него похожа девочка или
на мать?
– И ты действительно считаешь разумным... – начал Альфред
снова, – учитывая сложившиеся обстоятельства... Небезопасно...
