— Расскажу. Но прежде вы мне расскажете, кто вы, на кого работаете и обозначите ваши цели.
— Хорошо. Я расскажу. Итак. Я работаю на свидетеля, оставшегося в живых во время этой резни… Свидетеля, который видел вас…
— Нет! Это неправда! Когда я туда пришел, все уже были мертвы! И папа, и эта женщина в красном платье… Другого мужчины, этого армянина, Вартанова, вернее, Ваганова, кажется, я не видел…
— Вот и я о том же. Что вы все-таки там были. Скажите, зачем вы туда поехали? С какой целью?
— Послушайте, но почему я должен вам все это рассказывать?
— Но если вы ни в чем не виноваты, то почему так нервничаете?
— Да потому что я вас не знаю, и вы задаете мне вопросы, на которые я не обязан вообще никому отвечать без моего адвоката…
— А я думаю, что мы спокойно обойдемся без адвоката. Мы же просто разговариваем. Ну так?.. Зачем вы приехали в Поварово?
— Чтобы увидеть отца, как он будет с этой… Дунай… Хотел испортить им всю малину, вот. Он бросил маму, изменял ей постоянно, на меня не обращал никакого внимания и только и делал, что откупался деньгами… А мне нужна была нормальная семья…
— Да все понятно. Приблизительно такой ответ я и надеялась услышать. Что было дальше? Вернее, постарайтесь вспомнить, не говорили ли вы кому-нибудь о том, что ваш отец отправляется в Поварово?
Макс почувствовал, как у него запылали щеки.
— Максим, советую вам говорить правду… Я не собираюсь вам угрожать, но если понадобится, я на самом деле могу сделать так, что у вас будет ну очень много неприятностей, связанных с этим делом…
— Но я ни в чем не виноват!
— Мне повторить свой вопрос?
— Нет, я все понял. Значит, так. Когда я узнал, что мой отец влюбился в Дунай… Вернее, не так. Спросите меня лучше, как я об этом узнал.
— Как вы об этом узнали?
— Он постоянно беседовал на эту тему с какой-то женщиной…
— Ясно, Светланой.
— Тогда я не знал, что это она… Я уже потом понял, потому что прочел в одном интервью с Дунай, что она свободное время проводит в Поварове, в доме своей бывшей гримерши…
— И?
— Мне тоже хотелось с кем-то поделиться. У меня есть один друг, ну просто настоящий друг… Сначала я долго носил в себе свой план, и даже когда ехал в Поварово, об этом никто не знал, и только потом, за несколько километров до этого злосчастного Поварова не выдержал и позвонил ему…
— Постарайтесь вспомнить, где именно это было?
— Очень странные вопросы вы мне задаете. Неужели это на самом деле так важно?
— Очень.
— Да ладно. Я все отлично помню. Я заправлял машину на автозаправке, и пока мне мыли стекла и подкачивали колеса, я и позвонил Вовану… И рассказал ему все…
— Вот теперь самое важное. Что именно вы ему сказали?
— Сказал, что еду в Поварово, чтобы накрыть там отца… Что хочу отомстить ему за все… Сказал, что он купил себе «Бентли», как будто бы ему других машин мало, пижонище, брильянты этой сучке… пардон, этой актрисе. Я был зол, во-первых, во-вторых, мне надо было разогреть себя, понимаете? Я должен был по дороге в Поварово не остыть и не передумать! Поэтому и распалял себя…
— А теперь напрягитесь и вспомните, кто еще был поблизости от вас на станции. Кто мог слышать ваш разговор с другом?
— Не знаю… Стоял там, правда, какой-то «покойник»…
— Кто, простите?
— «Пельмень»!
— Опять не поняла.
— Да вы как с луны спустились… «Пельмень», «покойник» — так называют убитые машины, рухлядь, металлолом. Тогда это был «Фольксваген», темный такой, грязный…
— А внутри никого не видели?
— Мужики какие-то сидели…
И тут Макс все понял. Смотрел на Земцову и ничего, кроме стыда, не испытывал. И даже не раскаяние за то, что натворил, сам того не ведая, а стыд, что сам не додумался…
Кажется, и она поняла, что он догадался. Усмехнулась.
— Я идиот… — прошептал он. — Но разве мог я тогда предположить, что меня услышит один из них… Я же стоял за углом, там еще окно туалета, и казалось, что вокруг меня никого нет… А потом из туалета вышел какой-то мужик, сел в машину, и они уехали… Получается, что я… я навел этих… «зуевских»?!
— Я читала их показания. Они поджидали эту машину, «Бентли», сказали еще, что она их «завела», понимаете? Что она раздражала их, как быка красная тряпка… Только вот они представили это как случайность, что они якобы откуда-то ехали и увидели, как «Бентли» сворачивает в лес, туда, к опушке, где стоит дом. А на самом деле они уже знали, что там сидит мужчина — денежный мешок, да к тому же еще и с двумя крупными брильянтами… И что женщины там будут. Одна — актриса…
— Да, я произносил это слово…
— Где актриса, там и драгоценности… То есть они поняли, что в том месте, куда направляется «Бентли», есть чем поживиться… И я никогда не верила, что они не помнили, откуда ехали, что, мол, были пьяные… Да в Поварове они все это время жили, другое дело, что кружили долго вокруг села, прежде чем заехать в магазин, осторожничали, и скрывались где-то в тихом месте, где их никто не мог увидеть… Отдыхали, тратили награбленное, наслаждались жизнью…
— Мне кажется, что я знаю, где они жили… — неожиданно сказал Макс.
— Я тоже догадалась, — вздохнула Земцова.
— Другой вопрос — что это теперь меняет, когда папу все равно не вернуть?
— Для вас, Макс, — уже ничего. Но для кого-то эта информация окажется очень даже полезной… Спасибо вам за разговор. Обещаю, вас мы больше тревожить не станем… Однако, думаю, что, если бы вы были повнимательнее и не произносили вслух того, чего не надо, в присутствии посторонних, находящихся в туалете автозаправки, то ваш отец был бы жив… А страна не потеряла бы талантливую актрису…
— Так вот откуда ветер дует… Вероятно, нашли ее тело?
Юля в ответ пожала плечами, ничего не ответив, и видно было, что мысли ее на тот момент были уже далеко. И вдруг она, словно очнувшись и спустившись на землю, улыбнулась Максу и панибратски хлопнула его по плечу:
— Послушайте, Макс, вы любите ананасы в собственном соку?
— Я? — Макс просто ошалел от этого вопроса. Какая же бурная работа, подумалось ему, происходит в мозгу этой симпатичной молодой женщины, чтобы она, следуя логической цепочке, так быстро уткнулась в жестяную банку с ананасами. Очень странное мышление. Какое-то прямо фруктовое!
— Так вы любите ананасы в собственном соку? — повторила свой вопрос Земцова.
— Не знаю… Нет, наверное. Я вообще сладкое не очень… Торт еще можно, а что?
— Всего хорошего, Макс! — И она помахала ему рукой, давая понять, что разговор окончен.
