– Да, – подтвердила Настя.
– Совсем не видимся, – вздохнула Лиля. Посмотрела на хлопочущую на кухне Настю и достала из объемной сумки бутылку вермута. – Давай-ка выпьем.
Настя достала тарелки, рюмки и критически оглядела скромный стол.
– Садись, – поторопила Лиля. Открыла бутылку и разлила вино. – Со встречей.
– Со встречей, – откликнулась Настя.
– А Борька твой где?
– Мы разошлись. – Настя допила вермут и наколола на вилку кусочек огурца.
– Оно и к лучшему, – внимательно посмотрела на нее Лиля. – Вы друг другу мало подходили.
– Почему? – удивилась Настя.
– Давай-ка еще выпьем, – Лиля разлила вино. Она пьяна, заметила Настя. Не то чтобы пьяна, но пила и до вермута.
Настя с жалостью смотрела на сидевшую напротив очень красивую даже в свои без малого шестьдесят женщину. Сразу вспомнились обрывки разговоров, которые мама и бабушка немедленно прекращали при дяде Леве и старались не вести при Насте. Лиля любила выпить, еще когда жила с дядей Левой.
– Тебе нужен настоящий мужик. Сильный, уверенный. А Борька… ему нянька требуется. Чтобы нос вытирала. Ты помнишь, как он палец порезал?
Настя кивнула. Конечно, она помнила историю с пальцем и многое другое, о чем ей совсем не хотелось вспоминать.
На прошлое Рождество они с Борей поехали к дяде Леве. Решили подышать свежим деревенским воздухом, пройтись по чистому снегу, просто отдохнуть. Они не ожидали увидеть кого-либо, кроме дяди, а встретили Лилю, Настиных родителей, каких-то Левиных знакомых. Женщины спешно готовили еду, Настя принялась им помогать, а Боря вызвался колоть дрова.
Настя так и не поняла, каким образом он ухитрился попасть себе по пальцу. Рана была неглубокой, не слишком кровила, Настя обработала порез, перевязала Боре руку стерильным бинтом, подула, поцеловала и поняла, что у Бориса катастрофически испортилось настроение. Она поняла это почти сразу, а остальные через некоторое время. К собственному здоровью Боря относился трепетно, любую царапину бежал показывать врачу, и Настя принялась уговаривать его поехать в травмопункт. Она уговаривала, он вяло сопротивлялся, а остальные старались на них не смотреть – рана была пустяковой.
Потом Лева подробно объяснял им, как проехать к ближайшей больнице, там они разговаривали с усталой женщиной-хирургом, которая, осмотрев Борину руку, никак не могла взять в толк, чего, собственно, они от нее хотят, и наконец догадалась сделать укол от столбняка, объяснив, что вероятность подхватить его зимой практически равна нулю. Насте было стыдно за себя, за Борю, пугающегося ерундовых царапин, и очень хотелось поскорее очутиться дома, в собственной квартире.
– Ладно, черт с ним, с Борькой. Настасья, я хочу подарить тебе одну вещь. – Лиля полезла в карман пиджака и достала небольшую коробочку. – Смотри.
– Ой, прелесть какая. – На черном бархате ювелирной коробочки стоял искусно вырезанный крошечный сердоликовый слоник. Слоник был старый, потертый, с заметными трещинками и все-таки производил впечатление очень дорогой вещи.
– Глазки-рубинчики, – пояснила Лиля. – У меня прадед купцом был, от бабушки и осталось. Она рассказывала, что после революции семья кое-какое золотишко припрятала, но потихоньку все продали. Гражданская война, потом Отечественная. Она много раз и слоника этого хотела продать, когда детей кормить было нечем, но не продала. Считала, что он счастье приносит. Никакого счастья он мне уж точно не принес, а вещь красивая. Жалко чужим людям отдавать. И продавать жалко.
– Почему продавать? У вас сын есть.
– Чтобы Ленке слоник достался? Ни за что на свете. Да я лучше его в помойку выброшу.
– Господи, тетя Лиля! Да почему? Она же Игоря любит. И он ее. Что вам не нравится?
– Ленка любит только деньги, а через Игоря перешагнет. И через любого перешагнет, если ей надо будет. Это такая зараза…
– Тетя Лиля, вы не правы.
– Еще как права! У меня ничего ценного, кроме этой безделушки, нет, и я хочу, чтобы она осталась в семье. Моя семья – это Игорь, Лева и ты. Возьми, Настасья, я тебя прошу.
– Но…
– Мне осталось жить несколько месяцев. Ты только никому не говори, успеют узнать.
– Что?!
– У меня рак.
– Но…
– Не но, сделать ничего нельзя. И все, хватит об этом. Короче, слона я тебе оставляю, что хочешь с ним делай. А если вздумаешь отказываться, лучше выброси. Только не отдавай Ленке.
– Теть Лиля, Игорь знает?
– Нет. – Тетка тяжело поднялась, опять плеснула себе в рюмку вермута и залпом выпила. – Такси вызову.
Достала из сумки телефон, продиктовала адрес и, пройдясь по комнате, остановилась у компьютера.
– Работаешь? Или так, развлекаешься? – Лиля тронула мышь, и на экране проступила фотография. Первая дядина жена Аля и молодой незнакомый мужик, который отчего-то казался Насте знакомым.
Лиля вгляделась в экран, резко развернулась и уселась на стул спиной к компьютеру.
– Дрянь был человечишко, – задумчиво произнесла тетя.
– Кто? – не поняла Настя. Подумала и пристроилась на диване.
– Серега, Игорешкин отец. Вот ты скажи, Настасья, почему мне так не везет, а? Первый муж карьерист, пьяница и бабник. Второй… Лев, конечно, человек хороший, но меня полюбить так и не смог. А я ведь красивая была.
– Вы и сейчас красивая.
– Да ладно.
Зазвонил Лилин телефон, такси ждало у подъезда.
Настя грустно смотрела, как мать Игоря надевает свое роскошное пальто.
– Настя, – помедлила у двери тетка. – Когда меня не станет, ты Игоря не бросай. У него никого нет, кроме тебя.
Настя заперла дверь, вернулась в кухню, плеснула себе вермута, как недавно тетя Лиля, и так же залпом выпила.
Почему Лиля заговорила о своем первом муже?
Этого не может быть!
Настя метнулась в комнату и уставилась на экран компьютера. Вот кого напоминал ей незнакомый мужик на старой фотографии. Игоря.
Брата Игоря, который еще не знает, что его мать умирает. Или знает?
Настя вернулась в кухню и крепко сжала в кулаке сердоликового слоника.
Ракитин освободился не через час и не через полтора, а только через два с половиной. Отпер собственный кабинет, выключил давно «заснувший» компьютер, посидел, глядя в темный экран, и понял, что очень устал.
Нужно было позвонить Ларисе, хотя бы узнать о самочувствии ее мужа. Позвонит завтра, трусливо отложил он. Он должен сказать ей то, чего она совсем не заслужила. Что их почти двадцатилетняя нелепая связь кончилась и она больше никогда не должна приезжать к нему. Он всю жизнь морочил ей голову, права мама.
