— У тебя губа опухла, — сказал Эдгар, — это он тебя так ударил?
— Да. Свалил на пол и выбил из рук оружие. Я не ожидал от него такого резкого нападения. Видимо, тоже становлюсь слишком самоуверенным. Чтобы такой мелкий тип напал на меня… Я вдвое выше него и вдвое шире. Но у него было такое гибкое тело, такие стремительные удары, что я понял, как ошибся. Один на один с ним я мог не выстоять. У меня был единственный шанс — взять «дипломат» и выскочить в коридор. Что я и сделал. А он метнулся к оружию, посчитав, что я все равно не успею добежать до конца коридора. И даже успел выстрелить в дверь. Я забежал в этот номер, и он уже спокойно вошел сюда, чтобы меня добить. Дал мне несколько лишних секунд, а когда вошел в комнату, я уже не раздумывая открыл огонь.
— Вместо аналитика ты становишься убийцей, — недовольно произнес Эдгар. — Ты понимаешь, что теперь его друзья будут искать тебя с удвоенной энергией?
— Нужно было позволить ему выстрелить в меня? — возмутился Дронго.
— Нет, — ответил Вейдеманис, — нужно было дождаться меня, а уже потом ходить в гости к убийце.
— Теперь уже поздно об этом сожалеть. — Дронго достал телефон и набрал номер Арчибальда Мортона.
— Добрый день, господин Мортон, кажется, проблемы с нашим расследованием никогда не закончатся.
— Что-то случилось?
— К сожалению. Когда вы сможете приехать?
— Сейчас не смогу. Может, вечером.
— Это будет поздно. В нашем распоряжении от силы тридцать или сорок минут. Если у вас есть вертолет, лучше лететь на вертолете.
— Все настолько серьезно?
— Более чем. У нас в соседнем номере сидел гость, которому мы очень не нравились. Сейчас он лежит и отдыхает, как наши знакомые банкиры в Бельгии и Испании.
— Я все понял, — быстро произнес Мортон, — буду у вас через тридцать минут. Никуда не выходите и никому не открывайте дверь. В настоящее время вам не угрожает опасность?
— У нас с собой два «глока», которые вы нам выдали, — напомнил Дронго, — думаю, что с таким арсеналом мы сумеем себя защитить.
— Очень хорошо. Тогда ждите меня, я прямо сейчас выезжаю.
Дронго положил телефон в карман и, окинув взглядом номер, произнес:
— Здесь все забрызгано кровью, но нам все равно нельзя оставлять этого типа. Бери простыню, попытаемся перенести его в наши апартаменты. Нам все равно там не жить.
Вейдеманис согласно кивнул головой. Они переложили убитого на простыню и вынесли в свой номер. Закрыли соседний номер на ключ и заперлись у себя. Эдгар проверил оружие, затем взглянул на грудь убитого и хмуро спросил:
— Почему ты стрелял в него три раза? Ты ведь мог обойтись одним выстрелом в голову или в сердце.
— Поддался эмоциям, — признался Дронго. — Было обидно, что я так глупо подставился. Я ведь действительно не собирался его убивать. Это просто не в моих правилах. Для этого есть суд. А стрелять начал, только защищая свою жизнь.
— Не оправдывайся, — посоветовал Вейдеманис, — я знаю тебя уже много лет. Ты бы никогда не стал стрелять, если бы не реальная опасность. Представляешь, какую команду киллеров нашел этот Нельсон? Очевидно, он действительно очень опасный убийца.
— Которого кто-то нанял, — напомнил Дронго, — и нанял после того, как я начал проводить расследование и меня пригласили в клуб. Поэтому поиски источника информации уже не просто мое задание, но и мой личный счет. Этот человек, который сдает информацию по клубу, сдал и меня.
— Нам нужно отсюда срочно уезжать. Я соберу наши вещи, — предложил Вейдеманис. — Если так пойдет и дальше, тебя скоро перестанут пускать во все цивилизованные страны мира. У тебя появится репутация убийцы и насильника.
— Пусть Мортон и его босс решают, как нам выкрутиться из этого положения, — отмахнулся Дронго. — Как только мы переедем в какой-нибудь отель, то зарегистрируемся под чужими фамилиями. Чтобы их поиски ни к чему не привели. И вообще нужно быть осторожнее. И более непредсказуемыми. Меня неприятно поразил тот факт, что Нельсон умеет предугадывать наши шаги. Значит, мы становимся предсказуемыми, а это по-настоящему опасно.
Эдгар прошел в другую комнату, собирая — вещи.
— Тебе больше ничего не сообщил этот немецкий банкир? — крикнул он оттуда.
— Локателли — магистр их ложи, — ответил Дронго, — но не Великий магистр, о котором даже Штельмахер ничего не знает.
— Ты думаешь, что ему можно верить?
— Насчет Великого магистра я просто убежден, что он говорит правду. Конспирация у масонов доведена до совершенства. Это многовековые традиции. Рассказывают, что еще в середине восемнадцатого века было принято решение избавиться от королевской власти во Франции, последовательно компрометируя и высмеивая монархию.
— Поневоле начинаешь верить во всемирные заговоры, — снова крикнул Эдгар. — Тебе не кажется, что половина из того, о чем говорят люди, может быть неправдой?
— Уверен, что это так. Может, процент даже гораздо выше. Но все несчастье как раз заключается в том, что другая половина — правда. А это значит, что на протяжении веков существовали тайные масонские ложи, различные клубы наподобие Бильдербергского или ордена тамплиеров, которые никому не подчинялись и которые могли бросить вызов даже власти короля. Закончилось это тем, что орден разогнали, папа римский и французский король присвоили их богатства, а руководителей ордена обвинили в ереси и торжественно сожгли на костре. С тех пор почти ничего не изменилось. Руководители крупных государств по-прежнему считают разные закрытые общества реальной угрозой своей власти, эти тайные ордена и ложи полагают, что имеют право управлять не только государствами, но и целыми континентами, борются за эту власть, а в результате всегда страдают обычные люди, не посвященные в тайны интриг и заговоров.
Вейдеманис вышел из спальни.
— Я собрал свои вещи, собери и ты свои. Как ты себя чувствуешь?
— Погано, — признался Дронго. — Как может чувствовать себя человек, убивший другого человека? Очень плохо.
— Ты защищался, — возразил Эдгар. — Хочешь, я помогу тебе собрать вещи?
— Не нужно. Я еще в состоянии что-то — делать.
Дронго отправился в свою спальню и, довольно быстро собрав вещи, вернулся в гостиную.
— Нужно узнать, как себя чувствует госпожа Манчини, — сказал он, усаживаясь в кресло и посмотрев на часы. После разговора с Мортоном прошло уже больше двадцати минут.
— Ты думаешь, что она была источником информации? — спросил Вейдеманис.
— Возможно, одним из источников, — ответил Дронго. — Но в любом случае за это не убивают. Она ведь не известный банкир, который должен проводить финансовую стратегию целой страны. И не политик, который может развернуть свою страну в другом направлении. Не понимаю, почему ее хотели убить. И еще больше не понимаю, как она могла остаться в живых. Все, что происходит с нами и с остальными людьми, так или иначе укладывается в схему противостояния масонской ложи с Бильдербергским клубом. Но попытка убийства Манчини выпадает из этого ряда. Это все равно что во время схватки двух тигров на дороге случайно оказывается кошка, которую один из хищников, явно отвлекаясь, начинает душить своей лапой. Зачем? Для чего? Кому это могло понадобиться? Чтобы отвлечь внимание от остальных? Глупо. Их все равно проверят. Чтобы убрать свидетеля? Тоже нерационально — убирать свидетеля такого ранга с таким шумом. Тогда почему? Это преступление не позволяет мне чувствовать себя достаточно спокойно. Словно какой-то лишний фрагмент, который не вписывается в нашу схему и логику которого я никак не могу понять.
