– Миледи в часовне. Она приказала привести вас к ней, – повернувшись на последних ступенях лестницы, проговорила дама и отступила, пропуская Эдгара вперед.
Молодой человек хотел было спросить, кто именно – королева или принцесса отдала такой приказ, но его спутница достаточно поспешно стала спускаться обратно, очевидно, боясь оказаться нескромной свидетельницей встречи своей госпожи и посланца короля.
Эдгар шагнул с небольшой площадки под арку невысокой двери и оказался в небольшом почти круглом помещении, скупо освещенном несколькими свечами, зажженными перед высоким каменным распятием и узкой полосой света, падавшего из единственной бойницы, расположенной почти на уровне пола. Часовня, в отличие от нижних помещений, была убрана просто и строго.
В самом центре ее, прямо перед распятием, стояла, сложив руки и склонив голову, женщина. От ее высокой, тонкой и грациозной фигуры, от ее позы, от светлого мрамора ее оказавшихся в луче света ладоней повеяло чем-то необычайным, чем-то, чему Эдгар не знал и не мог знать названия – какой-то неведомой гармонией и одновременно странной силой, какой не бывает у мужчины, какая бывает у одной из десятков тысяч женщин.
Кузнец остановился, растерявшись. Что делать? Окликнуть ее? Но она молится... Однако стоять у нее за спиной и молчать еще невежливее. О, Господи, знать бы все эти правила рыцарской учтивости... А он о них только кое-что слышал! Не хватало только при первой же встрече обидеть принцессу! А в том, что перед ним именно принцесса Беренгария, молодой человек уже не сомневался.
– Здравствуйте, сир рыцарь! Благодарю вас, что вы поспешили. Я не ждала вас так рано.
Какой голос! Он его звука Эдгар вздрогнул, словно нечаянно прикоснулся к раскаленному металлу. То был женский и не женский голос одновременно. Он был низкий, почти как у мужчины, но в нем было при этом столько музыкальной нежности, что звук его сразу завораживал.
Она обернулась. Свечи обрисовали контур ее гибкой фигуры, и юноша лишь теперь рассмотрел, что на ней синее платье с мягким белым воротом, и на голове – простое полупрозрачное покрывало, не скрывающее, а скорее оттеняющее высокий вал густо-рыжих волос, сзади заплетенных в косы и собранных в узел на затылке. Лицо, светлое, тонкое, с высоким лбом, небольшим твердым ртом и очень большими темными глазами, пряталось в тени покрывала, и он не смог рассмотреть его достаточно хорошо, но оно говорило воображению куда больше, чем взору...
– Я счастлив, что могу служить вам, принцесса! – воскликнул Эдгар, кстати вспомнив нужную куртуазную фразу и чувствуя себя при этом неловко, словно он втискивал ногу в чужой узкий и тесный башмак.
– Принцесса? – переспросила женщина, бросив на молодого человека взгляд, полный плохо скрытого изумления. – Вы что же... вы подумали, что я?..
И она вдруг рассмеялась таким звонким и чистым смехом, что уже исчезающая иллюзия вновь одурманила Эдгара. Он уже начал понимать свою ошибку, уже сумел всмотреться в неясное под сенью покрывала лицо, успел рассмотреть рисунок морщин вокруг огромных зеленых глаз и возле рта, чуть опустившиеся щеки. И все равно поверить было невозможно! Женщине, которая перед ним стояла, можно было и при самом ярком дневном свете наверняка дать от силы лет сорок пять!..
Наверное, его лицо выразило все, что он в этот момент подумал. Женщина перестала смеяться, шагнула к посланцу и быстрым движением сбросила свое покрывало на плечи.
– Простите мой смех. Я забыла, какое здесь освещение, и какие шутки умеет вытворять прозрачная ткань в сумерках. Многие старые хитрые куртизанки пользуются этим. Я – Эленонора Английская. И письмо, которое должно быть с вами, адресовано именно мне. Оно при вас?
– Да, ваше величество. Простите меня, ради Бога!
Эдгар довольно ловко преклонил колено и протянул королеве свиток, втайне сжавшись от страха: если бы печать снимала Беренгария, то вряд ли бы что-то заметила. Но эта женщина может понять, что послание ее сына кто-то вскрывал.
Однако она совершенно спокойно перерезала шнурок свитка крошечным кинжалом, висевшим у ее пояса в изящных ноженках, и развернула письмо. Пробежала глазами, и легкая тень скользнула по ее лицу.
– Ах, Ричард! – прошептала она чуть слышно. Затем вновь взглянула на Эдгара.
– Встаньте, сир рыцарь. Как вас зовут? Мой сын, как это часто бывает, позабыл упомянуть имя своего посланца.
– Я – Эдгар Лионский, ваше величество.
– Незнакомое имя. Я начинаю забывать французских рыцарей и их родню. Впрочем, это неважно. Я видела через это окно, как вы въезжали во двор. С вами только один оруженосец?
– Да. Его величество сказал, что у вас и у ее высочества – свои свиты и охрана.
– Это ему так хотелось бы думать! – довольно резко воскликнула королева. – Ну да, конечно, по два пажа, по три-четыре воина, умеющих держать в руках мечи, у нас отыщется. Но это не свита и не охрана для такого путешествия, которое мы собираемся предпринять. Однако у вас вид надежный, и это немного успокаивает. Вы, вероятно, решили, что я – просто старая трусиха?
Этот вопрос вновь привел Эдгара в замешательство.
– Ваше величество, – справившись с собой, ответил он, – разве мужчина имеет право требовать от дамы отваги? Ведь не вы меня, а я вас должен сопровождать до Мессины, до лагеря вашего венценосного сына.
Элеонора вздохнула.
– Да, отвага женщины обычно только помеха в делах мужчины. Ничего мы в них не смыслим! Однако иногда... О, Господи, да войди же, дитя мое, не топчись на пороге. У меня нет от тебя тайн.
Эдгар изумленно оглянулся. Он не слышал никакого шороха на лестничной площадке, но, очевидно, у Элеоноры слух был тоньше. Из-за полуотворенной двери донесся легкий смешок, и затем в прозрачном полусумраке возникла еще одна женская фигура, и молодому человеку показалось, что королева словно раздвоилась в его глазах. У вошедшей в часовню девушки была почти такая же высокая и гибкая фигура, та же изящная стать, та же гордая посадка головы. Но этим сходство исчерпывалось – когда та приблизилась, стало видно, что она – брюнетка, чуть смуглая той прекрасной смуглотой, какая бывает у уроженок Италии или юга Франции, смуглотой, которая не мешает густому румянцу выступать на щеках, а бледности порой разлиться по всему лицу. Глаза девушки были такие же большие, как у королевы, но казались вытянутыми к вискам и прятались под такой массой пушистых ресниц, что трудно было сразу понять, какого они цвета.
Она была в белом платье, и белое с золотом покрывало скользило с ее черных волос на недопустимо открытые плечи – вырез ее платья был так широк, что у любой благовоспитанной дамы это могло бы вызвать обморок, главным образом от зависти...
– Беренгария, милая, представляю тебе рыцаря, которого Ричард прислал за нами из Мессины, – проговорила Элеонора, явно заметив, как вспыхнули глаза и щеки молодого человека при взгляде на принцессу Наваррскую. – Это сир Эдгар Лионский. Слава Богу, он кажется человеком сильным и отважным.
