Пока Уколов сидел в машине со свидетельницей Осокиной, я объяснил Маратику и доброму десятку его приятелей, явившихся под мои знамена на поиски правды:
– Ребята, то, о чем я вас прошу, похоже на сказку: иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Но это не игра, вы уже взрослые парни, вам уже всем по тринадцать стукнуло… Может быть, ничего и не найдем, но смотреть надо в оба глаза – от успехов ваших поисков зависит судьба человека…
– А что же нам все-таки смотреть? Чего искать-то надо? – спросил быстроглазый шустрый Олег. – Может быть, клад?
– Нет, дружок, клад там наверняка не валяется. Я в этом толк знаю – клады в придорожной роще не бросают, а прячут в безлюдном месте. А вам надо обращать внимание на любые предметы, которым в этой роще не место.
– Как так? – не понял Марат.
– Ну, вещи, которые могли нечаянно уронить… Или специально забросить… Район поиска – от того дерева до этого поворота. Растянитесь цепью, дистанция три метра друг от друга. Не торопитесь, внимательно смотрите под ноги. Дойдите до конца, поверните назад и, как гребенкой, прочесывайте рощу обратно… Каждую травинку…
* * *
Я отворил дверцу машины и попросил Осокину:
– Екатерина Васильевна, покажите еще раз здесь, как происходили события.
Несмотря на некоторую тучность, Осокина легко выпорхнула из тесной коробочки «жигуля».
– Как на ладошке все видела, – сказала она. Немолодая, черно-седая, очень быстрая, с губами, так щедро намазанными яркой помадой, что и передние зубы перемазались, и я против воли все время косился на эти диковинные морковно-красные зубы. – Из моего двести шестого номера только мангал этот и виден, где они между собой задрались…
– Вы говорите, что драки с самого начала не видели? – перебил я ее.
– Не видела, не видела, – тряхнула она своей пегой укладкой. – Я уже в койке лежала, когда все эти крики-визги понеслись. Пока вскочила, халатик накинула, на лоджию выбежала, они уже тут, на шоссе толпятся. Один стоит наособь – высокий такой, руки вперед выставил, показывает, мол, подойди, попробуй, а остальные вместе, кучкой кипят. Кулаками махают. Вдруг один из них выскочил вперед, в руках не то палка, не то нож, не могу сказать вам верно. Жуть меня взяла! Вижу ведь – молодые, злые, глупые, беда сейчас будет. Смерть-то не по годам, она по людям ходит…
– А что сделал тот, что один стоял, наособь?.. – отвлек я ее от общих рассуждений о превратностях судьбы.
– Он подпрыгнул ловко так, вроде козлиного скачка наперед, видать, ногой хотел ножик выбить, да не попал… Повернулся и давай бежать по дороге!..
– К машине?
– Нет, он в другую сторону побежал, вон туда, к рощице, куда малята сейчас пошли…
– Вы точно в этом уверены?
– А как же иначе, товарищ ты мой дорогой? Ведь, побеги он к машине, я бы его с моего балкона только и видела! Деревья-то закрывают площадку! А здесь у меня на глазах тот, что с ножиком к нему приступал, за ним погнался! И весь вид у него был такой, что хочет ударить его ножиком в спину, между крыл…
– А что дальше произошло?
– Они в темноте все перемешались, их же много там, парней, было. Только скоро очень мотор заревел, и машина как на них фукнет! В самую гущу! Двое по сторонам дороги так и полетели!..
– А парень, на которого нападали с ножом, он вернулся к машине?
– Не знаю, – пожала плечами Осокина, – не видала я его больше, как он убег… Может, он их обогнал и по обочине вернулся к машине? Но я этого не видала, врать не буду. Я просто так думаю.
– Спасибо, Екатерина Васильевна. Сейчас машина отвезет вас в город, а завтра к десяти я вас попрошу зайти в прокуратуру, мне надо будет внести ваши показания в протокол.
Мы с Уколовым остались дожидаться ребят. После долгого молчания он спросил:
– А почему вы уверены, что они найдут что-нибудь?
– Я в этом совсем не уверен. Я надеюсь… – Присел на придорожный столбик и закурил. Еще один день истекал.
– Не понимаю, – помотал головой Уколов. – Почему именно здесь?
– Да, может быть, и не здесь, – усмехнулся я. – Может быть, и не было никакого ножа, свидетелям часто мнится такое, чего и в природе не существовало. Но я думаю, что, если нож был, они его бросили здесь. Драка, наезд, один убит, другой покалечен, понаехала милиция – зачем им нож с собой таскать? Нож-то меняет всю картину происшествия. Не-ет, если нож был, они его здесь в темноте и выкинули…
С воплями и гиканьем к нам бежала орава ребят. Запыхавшийся Олег, потный маленький искатель кладов, размахивал по-чапаевски над головой здоровенным ножом.
– Вот!.. В луже… валялся!.. Смотрите!.. Кровь на нем!..
Никакой крови на ноже не было. Красноватые затеки ржавчины уже легли на остро наточенное лезвие ножа, ручка была перепачкана жидкой грязью и тиной. Я крутил в руках нож, сдерживал тяжелый бой сердца, радостный и тревожный.
Уколов, мельком взглянув на нож, уверенно заявил:
– Это не фабричный секач, это старик Ферапонтов делает…
– Кто?
– Есть такой пенсионер, он ходит с точильной машиной по кафе-ресторанам, инструмент правит. А заодно прирабатывает – делает им по руке всякое ножевье…
Глава 18
Старик Ферапонтов работал во дворе ресторана «Олимп», управляя своей точильной машиной, поразительным произведением кустарно-базарного технического дизайна. На небольшой колесной платформе был установлен электромоторчик, приводивший в движение вал с насаженными на него многочисленными точильными и шлифовальными кругами. Сама платформа и воздвигнутая на ней станина являли собой прихотливую связку из пластмассовых и металлических анодированных труб, на которой еще были подвешены звякающие колокольцы и мигающие электрические лампы. Жужжал мотор, взвизгивала сталь на крутящемся камне, летела белая от перекала россыпь искр.
– Здравствуйте, дедушка, – вежливо поздоровался с точильщиком Уколов.
– Здорово, внучек, – хитро усмехнулся старик, искоса взглянув на долговязого лейтенанта. – Тебе что, шашку наточить надо?
– Нам шашки по форме не положены, – серьезно ответил Уколов.
– Ну да, запамятовал я, – легко согласился Ферапонтов. – Это до революции наш урядник носил «селедку» на поясе. Давно было…
– Давно, – подтвердил я. – А вам и шашки точить довелось?
– А как же? – удивился дед. – Конечно! Все точил, всякую оружию… Сейчас пенсию за двадцать пять годов стажа платят. Вот, считай, у меня три полные выслуги рабочие есть. И все по металлическому делу.
Круг с кожаной обтяжкой доводил нож в руках Ферапонтова до солнечного сияния, кожа, выглаживая сталь, густо шипела.
– Дед, а ты ведь не только точишь ножи, – сказал Уколов. – Ты их и делаешь?
