– Полагаю, вы архитектор? Или я ошибаюсь?
– Меня зовут Майкл Гарфилд.
– Так я и думал! – воскликнул Пуаро. Он обвел рукой вокруг
себя. – Вы создали это?
– Да, – ответил Майкл Гарфилд.
– Поразительно! – продолжал Пуаро. – Испытываешь необычное
ощущение, когда такая красота возникает… ну, говоря откровенно, среди весьма
унылого английского пейзажа. Должно быть, вы довольны своим творением.
– Разве кто-нибудь бывает полностью доволен?
– Очевидно, вы создали все это для покойной миссис
Ллуэллин-Смайт? А теперь место принадлежит полковнику и миссис Уэстон?
– Да. Они приобрели его по дешевке. Миссис Ллуэллин-Смайт
завещала мне дом, но его нелегко содержать – уж очень он большой и нескладный.
– И вы продали его?
– Я продал дом.
– Но не «Погруженный сад»?
– И сад тоже. Он ведь практически вмонтирован в дом.
– Но почему? – допытывался Пуаро. – Это интересно. Вы не
возражаете против моего любопытства?
– Ваши вопросы не совсем обычны, – заметил Майкл Гарфилд.
– Меня интересуют не столько факты, сколько причины. Почему
А поступил так-то, а Б – так-то? Почему В ведет себя не так, как А и Б?
– Вам следовало бы побеседовать с ученым, – сказал Майкл. –
Теперь говорят, что все дело в генах или хромосомах.
– Вы только что сказали, что не вполне удовлетворены, так
как никто не бывает удовлетворен полностью. А ваша работодательница,
патронесса, или как вы ее называете, – она была довольна вашей работой?
– Абсолютно, – ответил Гарфилд. – Об этом я позаботился.
Впрочем, ее было нетрудно удовлетворить.
– Странно, – заметил Эркюль Пуаро. – Кажется, ей было лет
шестьдесят пять. В таком возрасте люди редко бывают довольны.
– Я заверил ее, что осуществил все ее идеи и указания.
– И это в самом деле так?
– Вы спрашиваете серьезно?
– По правде говоря, нет, – признался Пуаро.
– Чтобы добиться успеха в жизни, – продолжал Майкл Гарфилд,
– нужно упорно следовать намеченной карьере, удовлетворять свои художественные
склонности, но в то же время быть хорошим торговцем. Нужно уметь продавать свой
товар, иначе приходится осуществлять чужие идеи таким образом, который не
согласуется с вашими собственными. Я стараюсь воплощать свои идеи и продавать
их клиентам в качестве непосредственного осуществления их планов и проектов.
Этому не так трудно научиться – не сложнее, чем продавать детям коричневые яйца
вместо белых. Нужно только убедить их, что они самые лучшие – что курицы
предпочитают именно их. Вам ни за что их не продать, если вы будете говорить:
«Какая разница – белые или коричневые? Яйца есть яйца – важно только, свежей
они кладки или нет».
– Вы необычный молодой человек, – задумчиво произнес Пуаро.
– Весьма самонадеянный.
– Возможно.
– Однако то, что вы здесь создали, по-настоящему прекрасно.
Вы вдохнули жизнь и красоту в грубые камни, добываемые ради прозаических,
промышленных целей; к тому же вам хватило воображения найти для этого средства.
Примите поздравления старого человека, приближающегося к завершению своей
деятельности.
– Однако в данный момент вы продолжаете ее.
– Значит, вам известно, кто я? – Пуаро был доволен – ему
нравились люди, знающие, кто он такой. Он опасался, что в нынешнее время многие
этого не знают.
– Здесь уже практически всем известно, что вы идете по
кровавому следу. В маленьких городках новости распространяются быстро. Вас
привела сюда другая знаменитость.
– А, вы имеете в виду миссис Оливер.
– Ариадну Оливер – автора бестселлеров. Все жаждут с ней побеседовать,
узнать, что она думает о студенческих волнениях, социализме, платьях, которые
носят девушки, внебрачном сексе и других вещах, не имеющих к ней никакого
отношения.
– Да-да, это весьма плачевно, – кивнул Пуаро. – От миссис
Оливер они могут узнать лишь то, что она любит яблоки. Об этом известно уже
добрых двадцать лет, но она все еще повторяет это с любезной улыбкой. Хотя
боюсь, что теперь яблоки ей разонравились.
– Вас привели сюда яблоки, не так ли?
– Яблоки на вечеринке в Хэллоуин, – ответил Пуаро. – Вы
присутствовали на ней?
– Нет.
– Вам повезло.
– Повезло? – В голосе Майкла Гарфилда слышалось нечто
похожее на удивление.
– Быть гостем на вечеринке, где произошло убийство, – не
слишком приятный опыт. Очевидно, вы его не испытывали, но повторяю, вам
повезло, потому что… – Пуаро перешел на французский, – il y a des ennui, vous
comprenez?
[11]
Люди спрашивают вас о времени и датах, задают массу нескромных
вопросов… Вы знали эту девочку?
– Да. Рейнолдсы здесь хорошо известны. Я знаю большинство
местных жителей. В Вудли-Каммон все друг друга знают, хотя в различной степени.
Некоторые находятся в дружеских или интимных отношениях, а некоторые просто
знакомы.
– Что собой представляла эта Джойс?
– Она была… как это лучше выразить… незначительной. У нее
был неприятный, пронзительный голос. Вот, пожалуй, и все, что я о ней помню. Я
не слишком люблю детей – обычно они меня утомляют. Джойс, к примеру, говорила
только о себе.
– Она была неинтересной?
Майкл Гарфилд казался слегка удивленным.
– По-видимому, – ответил он. – А что в этом необычного?
– По-моему, неинтересных людей редко убивают. Убийства
происходят из-за корысти, страха или любви. Каждый выбирает свое, но каждому
нужна причина… – Он оборвал фразу и посмотрел на часы. – Мне нужно идти – у
меня назначена встреча. Еще раз примите мои поздравления.
Пуаро двинулся дальше, осторожно шагая по дорожке и радуясь,
что не надел тугие лакированные туфли.
Майкл Гарфилд был не единственным, кого ему было суждено
встретить в «Погруженном саду» в тот день. Спустившись на дно впадины, он
обнаружил три дорожки, ведущие в разных направлениях. В начале средней дорожки
на стволе поваленного дерева сидела девочка, поджидая его, о чем сразу же дала
понять.
– Вы мистер Эркюль Пуаро, верно? – спросила она.
