Класс притих. Катя Сорокина, которая написала, что хочет стать дизайнером, опустила глаза – ее выбор тоже не получил одобрения.
– Мне очень жаль, что я не смогла научить вас ставить перед собою благородные цели. Стыдно, друзья мои!
Произнеся свою пламенную речь, учительница опять переключилась на Еськова:
– За мечту тебе, Вова, «отлично»! Молодец, так держать! Но стиль, к сожалению, хромает. За стиль – четверка с большой натяжкой, ну, и грамотность – как всегда… Чудовищно безграмотен ты, Еськов! Так что больше тройки за сочинение я тебе поставить не могу.
Тонкая, с потрепанными страницами тетрадь Еськова упала на парту Вовчика. Забывая принести двойные листочки для контрольных, он всегда выдирал их из рабочей тетради, отчего та изрядно исхудала. Вовчик пролистал свою замухрышку и, увидев трояк, остался довольным – все-таки тройка куда лучше пары.
– Сорокина! «Четыре». Капустин – «пять с минусом». Ершов – «три», – продолжила раздавать тетради Марина Васильевна.
Учительница литературы ничуть не испортила будущим менеджерам и директорам настроение – дети давно привыкли к ее зажигательным речам, которые моментально вылетали из их юных голов вместе со звонком с урока.
Марина Васильевна же отходила не сразу. Она продолжала митинговать и в учительской перед коллегами, которые если и не разделяли ее точку зрения, то противостоять ее темпераменту были не в силах. Они молча кивали и ни в коем случае не спорили, чтобы не быть втянутыми в ненужную им дискуссию.
– Что делается с детьми, что делается! Вот послушайте, что они пишут: «Хочу стать начальником, чтобы быть главным и получать много денег». Мыслимо ли?! В одиннадцать лет думать о деньгах! Это Миша Козлов написал. Способный, умный мальчик, и ведь он станет начальником. А Настя Пескова что пишет? Она хочет стать певицей и выступать по телевизору. И кто из них вырастет, кто? И так в нашем районе одни старики остались, в классах недобор, молодежь по пальцам пересчитать можно, и та скоро разъедется. Ни один не написал, что собирается остаться в нашем Выхине.
Здесь Марина была права. Когда-то в Выхине базировалась воинская часть, потом ее расформировали, и военные уехали, а гражданские, работавшие в основном в сфере обслуживания, оказались неприкаянными. В Выхине остались лишь школа, магазин да закрытый клуб.
Энтузиазма, с которым Марина пришла в школу после пединститута, хватило на два года. Последующие полтора она гнула свою линию по инерции и главным образом из упрямства. Писала ходатайства в администрацию района, чтобы они выделили деньги на клуб и костюмы для самодеятельности, привлекала внимание к необходимости строительства дорог, проведения спортивных мероприятий. Со своей горячностью девушка даже добилась открытия клуба. В нем проходили концерты школьного драмкружка и дискотеки, на которые собиралась молодежь со всей округи. После одной драки клуб закрыли «на ремонт». Ремонт делать никто не собирался, поскольку средств на него не было.
– Ехала бы в город, что тебе здесь сидеть, зачем? – советовали коллеги – дамы, разменявшие пятый десяток.
– Я не сижу, я работаю!
– И в городе себе работу найдешь. Ничего хорошего в нашем Выхине нет. Парня, даже захудалого, тут не найти. Так и останешься в девках.
– Не останусь. Судьба – она и на печке тебя найдет.
Эта фраза очень не подходила активному характеру Марины, она от нее морщилась, когда слышала из чужих уст, но в таких случаях, как этот, себе произносить ее позволяла.
В судьбу девушка не верила, а точнее, Марина считала, что судьба творится собственными руками. А еще она считала, что, прежде чем заводить семью, нужно «проявить себя» в жизни, чего-то добиться. Если бы Марина жила в мегаполисе, а не в богом забытом поселке, возможно, она организовала бы собственный бизнес или вступила бы в какую-нибудь партию и пропадала бы там все дни. Ее бьющая фонтаном энергия непременно потребовала бы выхода.
Коллеги Марины и односельчане, выросшие в Стране Советов, мыслили иначе. У нормальной женщины должны быть муж и дети, желательно двое – девочка и мальчик. Такие стандарты сформировались, когда семьям, имевшим разнополых детей, давали квартиры большей площади. Квартиры уже давно перестали давать, а стандарты остались. В сознании граждан они сидели настолько глубоко, что на генетическом уровне передавались и последующим поколениям. И чем меньше был населенный пункт, чем дальше от мегаполиса он находился, тем сильнее было влияние этих стандартов. Их поселок Выхино олицетворял собой классический пример жизни по шаблону. Здесь каждая девочка с рождения знала, что ее главная цель – выйти замуж и родить детей, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Мать Марины, Варвара Степановна, в свое время так и поступила. В восемнадцать лет выскочила замуж за солдата-срочника Ваську, дослуживавшего последний год в их воинской части. Солдатик был перспективным – до армии он окончил техникум, так что на хлеб заработать мог. А главное, он был из Ленинграда. В общем, Варенька устроилась всем на зависть, она с не меньшим усердием, чем служаки-первогодки, считала дни до его дембеля, предвкушая, как поедет жить к мужу на родину. Тут и ребеночек подоспел, создав молодой матери некоторые неудобства – она мечтала в Ленинграде поступить в институт, а малыш нарушил ее планы. Зато она вписалась в заданный стандарт. Васька первенцу был рад. Правда, немного огорчился, что не сын родился. «Следующим будет парень», – пообещала жена. Василий криво улыбнулся, что-то обдумывая. Он еще не осознал своего нового статуса и ответственности, которую тот предполагал. Отцовство давало ему возможность лишний раз сходить в увольнительную и прибавляло очков в глазах командира. Теща, Клавдия Никитична, встречала его как дорогого гостя, с пирогами и разносолами, его ждала свежая постель с красавицей женой под боком. Дочка капризами не докучала. Если она начинала плакать, ее тут же подхватывали заботливые руки мамы или бабушки. Даже если бы дите орало как резаное, Васька не проснулся бы. Его могла поднять лишь команда: «Рота, подъем!» Обласканный и избалованный вниманием трех женщин (даже крохотная дочурка целовала его слюнявым ртом), Васька жил в семье Лариных как у Христа за пазухой. Но все когда-нибудь заканчивается. Старослужащие отметили сто дней до приказа, получив гордый статус дембелей. Дни полетели стремительно, неся в себе привкус грусти. С армией почему-то расставаться не хотелось.
Неделю после демобилизации Вася праздновал свое возвращение. Пил с сослуживцами, с семьей, с соседями, в одиночку утром. На восьмой день, проснувшись с опухшим лицом и с противным металлическим вкусом во рту, он прошлепал босиком в кухню попить водички. По привычке схватил чайник, на этот раз оказавшийся пустым. В ведре, из которого женщины обычно набирали воду, тоже было пусто. Обведя взглядом помещение, Вася с удивлением вспомнил, что водопровода в доме нет. Раньше его отсутствие не доставляло ему хлопот, так как хозяйки всегда следили за тем, чтобы ведро было наполнено. «Рукомойник!» – сообразил глава семейства. Он бодро направился на веранду, где над тазом висело алюминиевое приспособление – резервуар с водой. На этот раз вода в нем отсутствовала. Разочарование семейной жизнью нарастало, его усугублял противный вкус во рту и похмелье. «Сойдет», – оценил он свой внешний вид, отразившись в висевшем рядом с умывальником зеркале. Зеркало в силу своего небольшого размера льстиво не показало мятые трусы и мохнатые ноги Василия. Он набросил на плечи безразмерный тещин ватник (не май месяц!), влез в ее же чуни без задников и выполз во двор. Свежий ветерок северной весны пробежал мурашками по голым ногам. Дрожа от холодка, Вася рысцой направился через сад в уборную. По дороге наткнулся на бочку с дождевой водой для полива. Плеснул немного на физиономию, затем осторожно, словно из болота, лизнул с ладони. «Вода – как вода, в чайнике не лучше», – пришел он к выводу и всласть утолил жажду.
