– Наш начальник предсказуем, как новости Первого канала, – хихикнула Екатерина.
– Не пойдет, – отверг предложенный вариант Олежка. – Сами придем к Константину Андреевичу и будем стоять под дверью, пока он не вспомнит, что такое совесть.
На том и порешили. Не выходя из агентства, Максимов позвонил Кравцову. К трубке никто не подходил, тогда он перезвонил на мобильный. Снял хозяин аппарата – пьяный и раскисший.
– Противно слушать, Николай Витальевич, – брезгливо заметил Максимов. – Сидите там, сопли по дивану размазываете… Тьфу.
– У м-меня жена у-умерла, – обосновал Кравцов.
– Полагаете, к пьяному она вернется? Вы вообще дома?
– П-по-моему, да, – засомневался клиент.
– А почему трубку городского телефона не снимали?
– К ч-черту т-трубку… Эт-то так д-далеко, К-Константин Андреевич, н-неужели нельзя п-позвонить на сотовый?.. Н-не осуждайте меня р-ради бога, я уже т-третий день пью и, к-как вы в-верно подметили, с-сопли по дивану… Н-ни грамма врагу не оставлю… Альбины нет, В-вика с Вадимом не придут, в м-милицию снова вызывают, домработница вчера у-уволилась, п-пришла вся в слезах, с-сказала, что больше тут работать н-не может… А недавно, представляете, Константин Андреевич, – Кравцов заметно оживился и перестал спотыкаться через слово, – звонила моя Наташа… Говорит, ей очень жалко, что все так произошло… Предлагала встретиться, говорила, что ей одиноко…
– Назначила место и время встречи? – насторожился Максимов.
– Нет, – вздохнул Кравцов, – сказала, что перезвонит.
– Номер в памяти остался?
– Нету номера, Константин Андреевич… – в трубке многозначительно забулькало, – я уже проверил… С автомата, наверное, звонила…
– Сидите дома, Николай Витальевич. Никому не открывайте и на провокации не поддавайтесь. Будет время – забегу.
– М-милости просим, – обрадовался Кравцов. – Вливайтесь. Закажу вам водки…
– И блондинку, – Максимов в сердцах швырнул трубку.
По нервам беспрестанно что-то дергало. Словно гитарист пощипывал струны легким перебором: дрень, дрень… От внезапной мысли что-то захолодело в позвоночнике. Оленька звонила в новогоднюю ночь (он как раз приближался к мертвым супругам). Если с сотового, то номер остался в телефоне. Информация о вызовах… Он лихорадочно прощелкал клавиши. Обнаружив искомое, похолодел еще больше. Отрешенно смотрел на ряд цифр, означающих мобильный номер. Робко сделал вызов. «Абонент отключил телефон», – отреагировала девочка-робот.
«Тойота», на которой прибыл в этот день Вернер, пришлась очень кстати. В нее и загрузились. Пока петляли по городу, проверялись раз двадцать: не было погони. А может, и была, да стряхнули. В трущобах улицы Вертковской за три дня практически ничего не изменилось. Народу прибыло – то здесь, то там бесцельно слонялись снулые личности. Подсунуло правительство шикарную провокацию – десять дней безделья… В загадочный дом, числящийся за 29-м ЖЭУ, Максимов снова входил с неприятным чувством. Облезлый аварийный барак, продавленный пол, дерьмо под ногами, лестница для экстремалов… Он стоял на площадке второго этажа, здорово напоминающей тамбур в преисподнюю, угрюмо зыркал по сторонам. Бросил в рот пластинку зимней свежести и принялся ожидать рождения мысли.
– Не выходит? – посочувствовал Вернер.
Кто-то вошел в подъезд. Резко забилась дверь. Сердце бросилось в пятки, быстро по стеночкам. Голоса на первом этаже – сварливый женский, отрывистый мужской…
– Тьфу на тебя, командир, – устыдился Вернер, отклеиваясь от стеночки. – С тобой тут точно заикой станешь.
Осмотр квартиры опять ничего не дал. Хоть тресни, необитаемая квартира! Старые женские вещи, которые съехавшая жиличка по банальной ненужности оставила в доме. Все предельно понятно. Но Максимов упрямо ходил по комнатам, поджидая озарения, искал тайники. Поковырялся в замке с внешней стороны, посветил фонариком в замочную скважину. Запер дверь и медленно, походкой крадущейся пантеры подошел к двери 15-й квартиры, заколоченной досками. Кому понадобилось ее заколачивать?
– На меня не смотри, – сразу предупредил Вернер. – За ценными идеями – это не сюда.
Опять он бился головой в заколоченную дверь. Справляться в ЖЭУ – пустой номер; до десятого числа ничего вразумительного не скажут. Да и нет там никого. Усатая бабушка из четырнадцатой квартиры вылезла на стук и, разумеется, Максимова не узнала. У Вернера в кармане нашлись фальшивые корки ФСБ, еще там было липовое милицейское удостоверение, документ, подтверждающий членство в Обществе спасения на водах и студенческий билет строительного института, но даже этот устрашающий документ не принес пользы. Не общается бабушка с соседями. «Идите спрашивать в другом месте». Другое место находилось в шестнадцатой квартире. Замкнутый круг. Алкоголичка вспомнила «старого знакомого», однако не сразу. Синяк на серой физиономии отчасти поблек, разухабистый тельник сменила футболка с драным воротом. Заходить в квартиру не хотелось совершенно, но пришлось. Дама была в гордом одиночестве, бутылка водки в процессе осваивания. Работы нет, слезы на глазах, деньги кончаются, ухарь уволокся первого числа и до сих пор ни слуху ни духу. Другую, видимо, нашел. Как насчет пятидесяти рублей, уважаемые… «как вас там»? Увы, взамен ей предоставить нечего, разве что отдаться самозабвенно и страстно (не хотите? – ну, как хотите…). На памяти этой жилички в пятнадцатой квартире никто не появлялся, истинный крест (большой и православный). Но однажды пробовала она поддеть доску, взяла и потянула («не подумайте чего, просто так, из чистого хулиганства…), а та возьми и поддайся. На ногу свалилась. Интересно, да? Жутко интересно. Не дожидаясь разрешения начальства, Вернер также поддел доску, и она действительно вылезла. Трухлявое все. И вторая доска охотно вылезла, и третья. А за досками обнаружилась дверь, которая ни в какую не желала поддаваться. Поскольку заперта. И все это живенько попахивало статьей «Проникновение в чужое жилище», да еще при свидетелях. А беспокойство продолжало пощипывать.
– Знаешь, командир, – задумчиво изрек Вернер, отпирая «Тойоту», – если угрожающе растет напряжение, значит, надо где-то заземлить. Поехали в рюмочную?
Посидели полчаса в квартале от агентства – тихо, сытно, цены не драконовские. На душе, правда, сытно не стало. И машину пришлось загнать на стоянку. Короткими перебежками преодолели квартал и со всеми мерами посетили родные стены.
А в агентстве было весело. Путем большого скандала Олежка с Екатериной изымали показания у трех девиц, присутствовавших на вечеринке у Кравцова. Монотонно и, в общем-то, логично Лохматов вдалбливал собравшимся, что повторной радостной встречи с милицией им не избежать. У ментов случился праздник, и пока им некогда, но праздники отшумят, и те будут злые. Не проще ли поведать все сейчас, избавив свое будущее от крупных неприятностей? На законный вопрос, какая связь между частным агентством и государственной милицией, Лохматов гнал пургу, но слушать было приятно.
– Хорошо, – чистосердечно признавалась палевая шатенка Светлана Артамонова, – у меня есть муж и сорок любовников. Кому от этого легче? Мужу? Ни хрена подобного. Муж скончается от горя, если все узнает. Я вообще от этого говнюка Зейдлиха ни на шаг не отходила, даже в туалет. Приказ такой от Холодова имелся – служить и угождать. Ни шагу в сторону…
