— С точки зрения полиции, — сказал Пуаро, — супруги
Рейвенскрофт были любящей парой, и в их отношениях не было никаких сложностей.
Во всяком случае, ничего такого, что могло бы привести к двойному самоубийству.
Но так было в период, предшествовавший трагедии. Важно узнать, что было задолго
до этого.
— Кое — что я узнала. Мне рассказала моя старая няня, та
самая, которая говорила о раке. Она служила во многих семьях, живших за
границей: в Индии, Египте. Сиаме, Гонконге и в других местах.
— Что-нибудь заинтересовало вас?
— Да. Одна из родственниц Рейвенскрофтов страдала
психическим расстройством. Она не помнит, то ли это была сестра генерала, то ли
его жены. Иногда она лечилась в психиатрической больнице. Она пыталась убить
своих детей, а может быть, и убила их. Ее положили в больницу, а когда подлечили,
то она приехала к Рейвенскрофтам, а там снова произошел какой-то инцидент с
детьми… Может быть, это была двоюродная или троюродная сестра. Но мне кажется,
что в этой истории разобраться не мешает.
— От прошлого не сбежишь… Есть такое выражение: у старых
грехов длинные тени…
— Может быть, именно эта история с родственницей и побудила
эту ужасную даму привязаться ко мне на литературном утреннике?
— Вы имеете в виду, что она хотела знать правду о смерти
Рейвенскрофтов?
— Ну да…
— Она считает, что ваша крестница должна все знать…
— Но я не думаю, что она знает… Она была еще мала и, кроме
того, находилась в Швейцарии. Мне кажется, что эта дама, забыла, как ее
фамилия, что-то вроде Буртон, что она, Буртон, считает, что если убийцей
генерала была его жена, то ее сыну не следует жениться на моей крестнице.
— Вы думаете, что она считает, что наследственность
передается по женской линии?
— Она не произвела на меня впечатление умной женщины, но
довольно самоуверенна, с начальственными повадками. Ей кажется, что она умна, а
на деле нет. Если б вы были женщиной, вы бы тоже сделали такой вывод, — заявила
миссис Оливер.
— Интересная точка зрения, но возможная. — Пуаро вздохнул. —
Нам придется еще изрядно потрудиться.
— У меня есть своя версия. Один из детей Рейвенскрофтов
скончался в Малайе. Может быть, чтобы восполнить эту утрату, они усыновили
мальчика и Эдвард усыновленный ребенок. А потом явилась настоящая мать и стала
их шантажировать, пыталась украсть ребенка…
— Это вряд ли. Меня заинтересовал другой момент.
— Какой?
— Парики… Четыре парика!
— Я так и думала, что эти парики заинтересуют вас, только я
не знаю, чем.
— Меня больше заинтересовала душевно больная родственница,
которая убила ребенка. Хотя я не знаю, как она могла побудить генерала и его
жену покончить самоубийством…
— Это возможно лишь в том случае, если кто-нибудь из
супругов тоже замешан в этом убийстве.
— Вы думаете, что генерал убил незаконнорожденного мальчика
жены или своего собственного?
— О нет. Обычно люди таковы, какими они кажутся.
— Что вы имеете в виду?
— Они были счастливыми и любящими друг друга супругами. Была
иная причина, по которой они не захотели жить. А вот какова она, эта причина?
— Я знала одну пару. Это было во время второй мировой войны.
Они очень боялись, что немцы высадятся в Англии, и решили, что если это
случится, то они покончат жизнь самоубийством. Я сказала им тогда, что это
очень глупо и что нужно набраться мужества и пережить трудности, что своей
смертью они никому ничего не докажут и лучше от этого никому не будет…
Интересно…
— Что интересно? — спросил Пуаро.
— Когда я сказала «лучше от этого никому не будет», мне
пришла в голову неожиданная мысль: а может быть, смерть Рейвенскрофтов была
кому-то нужна, делала кому-то лучше?
— Вы имеете в виду наследство?
— Не так примитивно. Может быть, было что-то в их жизни
такое, что ни в коем случае не должны были узнать их дети.
— Беда с вами, — вздохнул Пуаро. — Вы часто думаете о том,
что могло бы случиться и уходите от действительности. Но вы подсказали мне
кое-какие версии. Почему? Почему эти люди, у которых все было в порядке, одним
прекрасным вечером отправились погулять по крутому обрыву и взяли с собой
собаку?
— А что могла сделать собака? — ошарашено спросила миссис
Оливер.
— Я просто подумал: они взяли собаку с собой или она сама
пошла за ними? И куда подевалась собака?
— Я думаю, что тут у вас, как с париками. Факты, которые вы
не можете объяснить. Кстати, один из моих слонов говорил, что собака была
чрезвычайно предана леди Рейвенскрофт, а другая сказала, что она ее укусила.
— Трудно судить о людях и их делах, от которых нас отделяет
толща лет.
— Но вам удавалось разобраться в делах людей, которых вы
отродясь не видели. Например, история с художником.
— Да, людей я не знал. Но я получал сведения о них от тех,
кто их знал. Они приближали меня.
— Я тоже пытаюсь приблизиться, — жалобно сказала миссис
Оливер. — Но никак не могу подойти достаточно близко. Вы полагаете, что нам
стоит бросить это дело?
— Это было бы самое разумное, — заметил Пуаро. — Но всегда
ли мы слушаемся голоса разума?.. Я заинтересовался судьбой этих добрых людей и
их прекрасных детей. Я полагаю, что у них хорошие дети.
— Мальчика я почти не знаю. Я даже не уверена, видела ли я
его когда-нибудь. Но если вы хотите, то крестницу мою повидать несложно. Я могу
послать ее к вам.
— Я не возражал бы против того, чтобы как-нибудь потолковать
с ней. Если она не захочет прийти ко мне, мы можем встретиться в другом месте.
Есть еще кое-кто, с кем мне хотелось бы поговорить.
— С кем же?
— С вашей приятельницей, с которой вы беседовали на
литературном утреннике.
— Она не моя приятельница. Она просто подошла ко мне и
познакомилась.
— Вы можете возобновить это знакомство?
— Нет ничего проще. Я думаю, она просто ухватится за него.
— Мне хотелось бы выяснить, почему ее интересуют причины
трагедии.
— Во всяком случае это не помешает. А мне хочется немного
отдохнуть от слонов. Представляете, моя старая няня, о которой я вам говорила,
тоже между прочим обмолвилась, что слоны не забывают. Эта дурацкая фраза
буквально преследует меня. Но все равно надо искать новых слонов. Теперь ваша
очередь.
