— Да, да! Генерал Рейвенскрофт! Он срочно отправил ее в
Англию и поместил там в лечебницу… Вот, пожалуй, и все, что я знаю об этой
истории, — заключил доктор.
— Это очень важные сведения, — заявил Пуаро. — Меня еще вот
что интересует… Другая сестра — близнец тоже была подвержена этой болезни?
— Нет. У нее была совершенно нормальная психика. Мой отец
интересовался этим, несколько раз встречался с Маргаритой. Дело в том, что
нередко бывает и так: если болен один близнец, то и другой тоже. Но в данном
случае этого не было… Понимаете, близнецы, как правило, с первых дней после
рождения очень близки друг с другом. Но иногда после взаимной искренней любви
друг к другу у них возникает чувство враждебности. Между сестрами это могло
быть. Дело в том, что генерал Рейвенскрофт сначала увлекся Доротеей, но очень
скоро охладел к ней, влюбился в Маргариту и сделал ей предложение. Они
поженились, но мой отец полагал, что Доротея ужасно ревновала генерала к
сестре. Но потом смирилась и тоже вышла замуж. Сестры продолжали дружить. Более
того, отец говорил мне, что Молли очень любила и жалела сестру. Она очень хотела,
чтобы Долли бывала у них как можно чаще, но генерал не слишком одобрительно
относился к этому ее желанию, хотя и не препятствовал ей. Я думаю, он
чувствовал, что Долли ревнует его, а Молли такая мысль даже не приходила в
голову.
— Удивительно, что несчастный случай с Долли произошел
незадолго до трагической гибели сестры.
— Ничего удивительного нет, — сказал доктор. — Кроме всего
прочего, миссис Джерроу была лунатиком и часто по ночам вставала и бродила по
дому и окрестностям… Но хотя Молли любила Долли, я не думаю, что именно ее
гибель стала причиной самоубийства супругов Рейвенскрофтов.
— А вы не исключаете такого варианта, что Маргарита несет
ответственность за гибель сестры? — спросил Пуаро. — Может быть она пошла за
сестрой — лунатиком и столкнула ее в обрыв?
— Ни в коем случае! — воскликнул психиатр. — Это абсолютно
исключено!
— Всякое в жизни бывает, — задумчиво проговорил Пуаро.
Глава 15
«Юджин и Розенталь. Прически и косметика»
Миссис Оливер шла по улице в Челтенхеме и с удовольствием
разглядывала стоящие на ней дома. Все здесь нравилось ей: тишина, чистота,
красивые добротные здания. Она вспоминала, что в свое время здесь жили какие-то
ее родственники, теперь уже покойные. В Челтенхеме, как правило, селились
вышедшие в отставку военные, долгое время до этого жившие в британских
колониях. Все здесь было традиционно английским. Миссис Оливер заглянула в два
антикварных магазинчика, попавшихся ей по дороге, и получила удовольствие,
разглядывая разные безделушки. И наконец она добралась до цели своего
путешествия: «Юджин и Розенталь, Прически и косметика». Войдя в помещение, она
огляделась. В креслах сидели клиенты, вокруг которых хлопотали парикмахеры.
Одна из них, заметив миссис Оливер, направилась к ней.
— Добрый день, — приветливо сказала она.
— Добрый день, — улыбнулась миссис Оливер. — Могу я повидать
миссис Розенталь. Я договорилась с ней о встрече. Я с удовольствием причешусь у
вас, но прежде мне необходимо посоветоваться с ней по одному делу.
— Пожалуйста! Я знаю. Она кого-то ожидает. Я провожу вас.
Они прошли коридор, потом спустились по короткой лестнице
вниз и через вращающуюся дверь прошли в ту часть помещения, где, очевидно, жила
миссис Розенталь, и снова поднялись наверх. Девушка постучала в дверь и
спросила:
— Как ваша фамилия, госпожа?
— Миссис Оливер.
Открыв дверь, девушка сказала:
— К вам посетительница, миссис Розенталь. Ее зовут миссис
Оливер.
Миссис Оливер вошла в гостиную, на окнах которой висели
розовые тюлевые занавески, а бумажные обои были разрисованы розочками. Миссис
Розенталь сидела за столом и допивала чашечку, видимо, утреннего кофе. Миссис
Оливер подумала, что она выглядит гораздо старше своего возраста, а может быть,
она действительно очень — очень старая?
— Здравствуйте, миссис Розенталь. Я звонила вам утром, и вы
любезно согласились повидаться со мной.
— Да, да. Я только не поняла, о чем идет речь. Телефоны
работают отвратительно. Я могу вам уделить полчаса. Выпьете кофе?
— Благодарю. Я недавно пила. Я постараюсь отнять у вас
минимум времени. Вы ведь давно занимаетесь парикмахерским делом?
— О да! Правда, сама я сейчас уже не причесываю, это делают
девушки.
— Но вы, наверное, их консультируете?
— Конечно, — улыбнулась миссис Розенталь. Несмотря на
морщины, черты ее лица были красивы, а прическа безупречна. — Что вас
интересует?
— Парики!
— Мы сейчас их не делаем. Во всяком случае женские. Муж
делает маленькие мужские парики для лысых мужчин. Некоторые считают, что лысым
трудно делать карьеру. А раньше у нас в Лондоне было дело по изготовлению
женских париков. — Хозяйка гостиной внимательно поглядела на миссис Оливер и
спросила:
— Вы Ариадна Оливер, писательница, не так ли?
— Да, — растерянно проговорила миссис Оливер. — Это так.
— Я обожаю читать ваши книги. По-моему, я ни одной не
пропустила! Скажите, чем я могу вам помочь?
— Я хотела бы с вами поговорить о событиях, которые
произошли много лет назад. Если вы помните их…
— Вас интересуют модные прически тех лет?
— Не совсем так. Одна моя приятельница, когда-то мы вместе
учились, вышла замуж, уехала в Малайю, потом вернулась в Англию. А после этого
они с мужем совершили двойное самоубийство. Меня интересует это дело. Но у вас
я потому, что следствие несколько удивило то обстоятельство, что у нее было
четыре парика: насколько я знаю, они были изготовлены вашей фирмой в Лондоне.
— Как фамилия вашей приятельницы? — спросила миссис
Розенталь.
— Девичья Престон — Грей, а после замужества Рейвенскрофт.
Леди Рейвенскрофт.
— О! Конечно, помню эту даму. Очень приятная женщина, всегда
прекрасно выглядела. Ее муж был военный, полковник или генерал. Сейчас
позабыла. Я читала в газетах об этой трагедии. Сначала я не подумала, что это
наша леди Рейвенскрофт… Но потом увидела фотографию. Такая трагическая история.
Говорили, что они неизлечимо больны раком, и они решили расстаться с жизнью. А
вы знаете какие-нибудь подробности этого?
— Нет! — покачала головой миссис Оливер.
— Вы думаете, что их знаю я?
— О нет! Меня интересуют парики. Полиции показалось, что
четыре парика — это многовато. Или, может быть, когда была на них мода — это
нормальное явление?
