— Месье Пуаро попросил меня и вот я здесь.
— Я понимаю! — проговорила Селия. — Хотя нет, я ничего не
понимаю! Это твоя работа, Десмонд?
— Да, — улыбнулся юноша. — Я написал мадемуазель Зили… Я
могу вас так называть?
— Конечно! Оба называйте меня так, как звали меня в детстве.
По правде говоря, я до сих пор не знаю, разумно ли то, что я согласилась
приехать. Надеюсь, что да.
— Я хочу знать все, — сказала Селия. — Мы оба хотим знать.
Десмонд думает, что вы что-то знаете. — Она обернулась к миссис Оливер. — Я
хотела, чтобы вы тоже присутствовали сегодня, ведь все началось с вас. И вы
тоже многое узнали.
— Некоторые люди, которые помнили события, кое-что
рассказали мне. Но одни помнят хорошо, другие плохо, иные вообще знают все по
слухам, но месье Пуаро сказал, что это не имеет значения, важна любая
информация.
— Именно, — подтвердил Пуаро. — А потом уже можно понять,
что является фактом, а что слухами или предположениями. И сведения, которые вы
получили от слонов, принесли пользу.
— От слонов? — удивилась Зили.
— Так обозначила их мадам Оливер.
— «Слоны помнят», — проговорила миссис Оливер. — Это была
мысль, с которой я начала расследование. Люди тоже помнят прошлое, если их
хорошенько расспросить. Не все помнят, но кое-что. Я составила список всего
того, что я услышала, отдала месье Пуаро, а он, дополнив своими фактами,
подготовил, ну как — бы это назвать поточнее… Диагноз, я думаю.
— Пожалуй, — важно согласился Пуаро. — Я подготовил список
фактов, которые проливают истинный свет на то, что произошло много лет назад. Я
ознакомлю вас с ними, и вы сами решите, имеет это для вас значение или нет.
— Я хочу знать, было ли это самоубийством, и кто первый
выстрелил: отец или мать. Или их убил кто-то другой.
— Я думаю, мы пока не будем входить в дом. Там жили другие
люди и теперь совсем иная атмосфера, чем была тогда. Останемся здесь. А когда
закончим наше расследование, может быть, войдем в него.
Под кроной большого дерева стояли металлические скамейки, и
все уселись на них. Пуаро вынул из портфеля исписанный лист бумаги и протянул
его Селии.
— Это вам, — сказал он. — Здесь факты. Убийство или самоубийство?
И то и это, полагаю я. Мы имеет одновременно и экзекуцию и трагедию. Трагедию
двух людей, которые лишились жизни из-за любви. Трагедия любви принадлежит не
только Ромео и Джульетте, и она не всегда достается только молодым.
— Я не понимаю, — проговорила Селия.
— Не понимаете? Сейчас я вам расскажу, как я пришел к своим
выводам. Первое, что поразило меня, — это факты, которые зафиксировала полиция,
которые никак не были объяснены. Иные были столь незначительны, что казалось,
вообще ничего доказать не могли. Итак. Среди вещей Маргариты Рейвенскрофт были
обнаружены четыре парика. — Пуаро многозначительно повторил:
— Четыре парика! — И посмотрел на Зили.
— Леди Рейвенскрофт парики надевала не часто, — сказала
мадемуазель Мохор. — Если у нее была плохая прическа, чтобы не выглядеть
неряхой во время вечерних приемов, или во время путешествий.
— Да, — Пуаро кивнул. — В то время парики были в большой
моде. Но люди обычно заводили два парика. А у нее их было четыре. Это все-таки
многовато. Так мне показалось. И я стал искать ответ на вопрос: зачем ей
понадобились четыре парика? У полицейских я выяснил, что волосы у нее были
хорошие, облысением она не страдала. Один из париков был с седыми прядками. Об
этом сообщила хозяйка салона, где были изготовлены парики. А один был в
локонах. В нем она и была в день своей гибели.
— Это что, важно? — спросила Селия. — Какая разница? Она
могла надеть любой парик.
— Могла! — согласился Пуаро. — Но почему-то последние две
недели до своей смерти она постоянно носила этот парик. Возможно, он ей
нравился больше других.
— Я не понимаю, — сказала Селия. Не отвечая ей, Пуаро
продолжал:
— Старший инспектор Гарроуэй, расследовавший это дело,
как-то бросил фразу: «Человек тот же, но шляпа другая». Это мне показалось
интересным.
— Я не понимаю, — снова сказала Селия.
— Там были также данные о собаке…
— О собаке? — удивилась Селия. — А при чем тут собака?
— Эта собака укусила леди Рейвенскрофт. А известно, что она
очень была преданна своей хозяйке. Однако в последние две — три недели она
несколько раз набрасывалась на нее.
— Вы думаете, что собака знала, что хозяйка собирается
покончить с собой? — с некоторой иронией спросила Селия.
— О нет! Все много проще. Просто собака знала то, что не
знали другие. Она знала, что эта женщина не ее хозяйка, хотя и выглядела, как
леди Рейвенскрофт. Прислуга, жившая в доме, видела женщину, которая была похожа
на Молли, носила ее платья, парик с кудряшками, который та надевала чаще
других. Но хоть она была немножко подслеповата, она говорила полицейским, что
леди Рейвенскрофт в последние недели своей жизни вела себя как-то странно.
«Человек тот же, но шляпа другая», — я вспомнил слова старшего инспектора. И
мне пришло в голову, что это была не леди Рейвенскрофт. Тот же парик, но
женщина другая. Собачий нос знал истину. Женщина, одетая в платье Молли, была
не той, которую любила собака, а другая, которую она не любила и боялась. А
если это была не Молли, то кто же? А не была ли это Долли, сестра — близнец?
— Но это невозможно! — сказала Селия.
— Вполне возможно! — заявил Пуаро. — Они были близнецами. И
тут я стал анализировать ту информацию, которую удалось добыть миссис Оливер.
Люди говорили, что незадолго до этого леди Рейвенскрофт лежала в больнице,
ходили слухи, что у нее рак. Но медицинское обследование показало, что она была
здорова. Тогда я стал изучать историю сестер — близнецов, которые очень любили
друг друга, и события в их жизни происходили похожие. Но потом из-за
одинаковости между ними возникают неприязненные отношения. Одна из причин —
Алистер Рейвенскрофт, который предпочел Молли. Долли ревновала. Молли
по-прежнему нежно любила ее. Этим объясняются многие события, тем более, что у
Доротеи с детства была психическая неуравновешенность. С раннего детства она не
любила детей. Причины этого теперь трудно объяснить. Есть все основания
предполагать, что ее ребенок скончался по ее вине. Затем, когда она гостила у сестры
в Малайе, есть основания предполагать, что именно она была виновницей гибели
другого ребенка, сына соседей. Ее отправили в Англию, в психиатрическую
лечебницу. Когда она поправилась, леди Рейвенскрофт пригласила ее жить к себе.
Не думаю, что генерал одобрительно относился к этой идее. Я думаю, он был
уверен, что жить с психически больным человеком просто опасно.
