Тикали минуты, методично отмеряя центы и у. е. Шевелев молчал. Наконец закряхтел, замычал.
– Все это вилами по воде, Константин…
– Но пища для раздумий есть, согласись. Корнеев не титан мысли, изобличить несложно. Голубин знает своих. Не сдавал, потому что смысла не было. А вдруг появится? Помощь следствию – срок скостится. Трудно снарядить командировку на сто первый километр? Оплатить нечем? Думай, Юрка… И последняя на сегодня просьба – откопай адресок Корнеева. С телефоном. Я свяжусь с тобой. Все.
Через несколько минут телефон превратился в никчемную вещь. Добрались корявые лапы оборотней… Неприятно состоять в бегах, да еще в родном городе.
Какими-то грязными закоулками Максимов миновал прибрежную Нахаловку, выбрался к портовой окраине. До темноты сидел на бетонных плитах, любуясь индустриально-речными пейзажами. Удивительно, но именно в этот момент и заработала у него голова. События последних дней разложились по двум полочкам – загадочные убийства женщин и происки капитана Корнеева. Все нещадно переплелось, но это два разных дела! Почему бы не забыть про первое – оставить на полочке, но прикрыть шляпной коробкой?.. Кто сказал, что все это время за ним следил один и тот же человек?!
С ревом протащился катер. Он заткнул уши. Разделяй и думай… События побежали в хронологическом порядке, убыстряясь, мельтеша… Дом Дениса Лысенко, улица Спартака, неприязненный взгляд в спину, вот он оборачивается…
Он понял, кто следил за ним в тот день! Лицо остается в фотографической памяти, но память не может навскидку охватить всю улицу. Нужны титанические усилия по поиску зернышка. Он должен проверить этого человека.
К наступлению темноты Максимов выбрался на улицу Фабричную, где гигантский химзавод успешно соседствовал с макаронной фабрикой, и вычислил вполне функционирующий таксофон. Похвальная предусмотрительность – наряду с мобильником иметь в кармане карту для автомата. Шевелев привычно жался, но в итоге сообщил адрес.
– А телефон? – наседал Максимов. – Не ломайся, Юрка, ты не девица на выданье. Все равно скажешь.
– А зачем тебе вообще Корнеев? – вспылил Шевелев. – Линчевать его собрался? Не много ли берешь на себя, Максимов?
– Но кто-то же должен, – резонно заметил сыщик. – Если это не делает тот, кто обязан по долгу службы… Словом, гони телефон и иди к своему телевизору.
– А скажи, у тебя хватит ума после ареста не упоминать мое имя?
– Разумеется, у меня гибкий титанический ум. Если не будешь таким занудой.
Хочется верить, что на хате у Корнеева не поджидает засада. Надо вспомнить второй адрес. Ирина Кулагина называла… Не выходя из будки, Максимов закрыл глаза. Вот Ирина, сидящая за рулем, неторопливая беседа… Вспомнил. Улица Минера-Неудачника… тьфу, Немировича-Данченко…
Дверь в подъезд запирается, у такой всю ночь простоишь и замерзнешь. Благо пожилой собачник выгуливал на ночь глядя тонконогое недоразумение. К нему и пристроился Максимов, просочился в дверь. Собачник – явно бывший чекист – окинул сыщика цепким взглядом. Собачка забилась в истерике.
– Отличный песик, – похвалил Максимов (последние слова разносчика пиццы) и уверенно шагнул к лестнице. Бывший чекист, по счастью, проживал на первом этаже. А Максимову приспичило на последний.
Он принял позу вполоборота к глазку и опустил голову.
– Кто там? – спросил робкий голос.
– От Корнеева, – любезно отозвался Максимов. – Срочный разговор.
Дверь содрогнулась, заскрипела и почтительно отворилась. Бледный тип образовался на пороге. Волосня взъерошена, глазки под диоптриями подхалимисто лупают. Жалкий, неопрятный, майка наизнанку, пузыри на коленях. Вдовец экстерном – Кулагин Вадим Викторович. Выпил перед сном – жену, поди, оплакивает.
– Здравствуйте! – улыбнулся во все ворота Максимов.
– Постойте, – забормотал Вадим. – Но я вас уже видел… Вы же не… – И попытался закончить разговор.
Дверь ударила сыщика по носу. Ярость вспыхнула – горячая, как сковородка. Максимов ловко подставил ногу и швырнул дверь обратно. Вадим отшатнулся. Максимов толкнул его в щупленькую грудь. Вдовец как будто того и ждал – упал и давай валяться. Максимов быстро вошел в прихожую, закрыл дверь. Повернулся с угрожающим видом. Вдовца перекосило от ужаса – отползал на локтях, пятками перебирал.
– За что?..
– За так, – набычился Максимов. – На почве неприязненных отношений. Не нравишься ты мне, Вадим Викторович. Объяснить популярно, что с тобой сейчас будет?
Заурядная предпродажная подготовка клиента. Клиент обязан созреть, осознать необходимость сотрудничества с дорогим гостем и представлять последствия отказа от последнего.
– Вы не имеете права, я буду жаловаться… – Поверженный проворно перевернулся и на четвереньках принялся удирать от сыщика. Смешно смотреть, право слово.
Не утихла ярость благородная – Максимов схватил ботинок с полки для обуви и со всего размаха швырнул Вадиму в задницу. Несчастный заорал, размазав нос по полу.
– Пойдем, быстроногий олень, поговорим. – Максимов вздернул его за воротник и потащил в комнату.
В квартире, как и ожидалось, помимо фигуранта, ни души. Скромное холостяцкое жилье. Преувеличенно скромное. Мебель, купленная на распродаже после землетрясения, потолок в трещинах, диван застойного советского благоденствия. В меньшей степени эта квартира напоминает обиталище маньяка. Но Вадим и не маньяк. Он сволочь заурядная. А о маньяках, как условлено, забыли. Пусть лежат себе на полочке, прикрытые шляпной коробкой…
На диван он и швырнул квартиросъемщика. Навис дамокловым мечом. Вадим согнул коленки, прижал ручонки, сейчас заплачет. Противно на душе – и за себя противно, и за этого недоноска. Но выхода не было.
– Не надо отпираться, дружок, – сказал Максимов. – Любое слово наперекор – мы делаем телевизор погромче и поступаем цинично. Ведь передача «Спокойной ночи, малыши» еще не кончилась, нет?
– Но я не понимаю, какое отношение… – начал плаксиво Вадим.
– Все ты понимаешь, дружок. Что имеешь, на том и зарабатываешь, верно? А имеешь ты мерзкую душонку и похвальную изворотливость. Вот и прояви ее – дается шанс. Всего один, заметь. А ну не шевелись, валяйся тихо!
Угрожающий жест – и Вадим совсем позеленел, покрылся коркой ужаса.
– Ты следил за мной по наущению Корнеева? – сбавил тон Максимов. – Поясни, пожалуйста.
– Вы знаете, я очень любил Иришу, просто безумно любил… – забормотал Кулагин. – Даже после развода… Но она меня бросила, разлюбила… А я по-прежнему ее любил… Когда она погибла, это был страшный удар… Жестокий удар… Меня нашла милиция, повезла к Корнееву. А он сказал… что это вы ее убили! Но доказательств нет, улик тоже, а у милиции не хватает людей, чтобы следить за каждым подозреваемым… И не могу ли я на добровольных, так сказать, основаниях… в общем, докладывать Корнееву о ваших перемещениях… Понимаете, я не мог отказаться, я очень сильно любил Иришу, да и милиция с меня не слезет, вы же знаете нашу милицию… А я не верил, что вы убили, и сейчас не верю, но что мне оставалось делать… – Вдовец прервал исповедь и уставился на Максимова с собачьей преданностью.
