Юля – девочка незамужняя, женихом не обзавелась – противилась заигрыванию недолго. «Я приду к тебе сегодня, золотце», – похотливо урчал Кравец во время вечерней партии в американку, хлопая Юлю по упругой попке. Она как раз заправляла свежими фруктами так называемый сюрту-де-табль – зеркальный, оправленный в золоченую бронзу поднос с ножками-опорами в виде грифонов. Юля покраснела до ушей, но с обязанностями справилась. Эту сцену видели многие.
Грехопадения, впрочем, не случилось. Безжалостно комкая белоснежный передник, срывающимся от волнения голоском Юля повествовала, как Кравец в изрядном подпитии ввалился в ее комнату около часа ночи. Она как раз закончила наглаживать свежий фартук и собиралась принять душ. «Прими, киска, прими, – похотливо урчал Кравец, стягивая штаны. – Но не забывай: когда девушка раздевается и лезет под душ, маньяк уже где-то на подходе, гы-гы…» Она, исполненная ужаса, ускользнула в ванную, а Кравец между тем уже забирался в кровать.
Юля пустила воду на полную громкость и стала выжидать: а вдруг уснет? Сомнения терзали девушку. Ну уснет. И что с того? Все равно проснется. Не сегодня, так завтра. За теплое место горничной в богатом доме с окладом двенадцать тысяч надо платить.
Глотая слезы, она обмылась в самых ответственных местах и вышла из душа. И сразу почувствовала зловещую атмосферу… Страшно стало Юле. Но страх какой-то необычный, не связанный с домогательствами Кравца. Посторонний дух витал в комнате. Зловещий какой-то. Тишина звенящая в ушах. Ночник притушен до минимума, ветерок проникает в открытую форточку. Словно призрак вьется в воздухе… И Кравец под одеялом как-то странно дышит – укрытый с головой, одеяло отрывисто подрагивает. Но Юля отринула страхи – будь что будет. Обошла кровать со стороны окна и легла прямо в халате. Вытянула ноги, расслабилась. Пусть терзает. Но с Кравцом определенно творилось что-то загадочное. На Юлю не реагировал, из-под одеяла не проявлялся. Пыхтел, словно разбуженный вулкан. Кошмарное озарение снизошло на девочку: протянула онемевшую ручонку, прибавила свет и отогнула кончик одеяла…
Ужас махровый пронзил бедняжку. Кравец, волосатый и голый, исходил последними корчами. Лицо перекошено, на губах пена. Хватает воздух, захлебывается, но ничего не может поделать – не продохнуть. Последние конвульсии были просто безумные. Изогнулся дугой, захрипел и застыл. Затем рухнул, больно ударив Юлю кулаком по животу. У Юли перехватило горло. В глазах поплыло, потемнело. Она хотела крикнуть, позвать на помощь, но не смогла. Сама вдруг начала задыхаться. Сползала с кровати и вдруг случайно скользнула взглядом по окну. Мамочка! Такого звериного ужаса она никогда не испытывала! Штора отогнута, медленно колышется, словно человек, стоящий за ней, размеренно дышит, а на полу под шторой отчетливо видны два ботиночных носка!..
«Он рядом – убийца!» – пронзила Юлю страшная мысль. Проник в комнату, когда она терзалась в душе, вколол Кравцу яд, а услышав, что Юля скрипит шпингалетом, не успел выскочить, шмыгнул за портьеру. И сейчас ее убьет!!!.. Никогда бедняжка не занималась акробатикой, но в эту ночь сама не поняла, как перелетела через кровать, ударившись локтем о прикроватную тумбочку, олимпийскими прыжками допрыгала до двери и вынеслась в коридор…
– Минуточку, дверь была не заперта? – спросила Екатерина.
Юля замерла с открытым ртом, помедлила и пожала плечами:
– Наверное… Я ее просто отбросила… Я бы не успела убежать, будь она заперта, верно? Ну конечно! Аркадий Николаевич вошел – он просто прикрыл дверь, не запирая на задвижку, – сильно выпимши был… А мне и в голову не могло прийти закрыть за ним, у меня что, других проблем не было?
– Допустимо, – отмахнулся Вернер. – В пьяном виде люди редко запираются. Голова забита предстоящим свиданием, перекос в мозгах, все дела…
– Зигмунд ты наш, – пробормотала Екатерина.
– Человек за шторой – это, конечно, серьезно, – призадумался Максимов. – А скажите, Юлечка, вам не померещилось? Все же ветер в форточку, ткань колышется, мысли всякие в голове…
– Да вы что, – вздрогнула Юля. – Полагаете, я совсем сбесилась от страха?
– Про бешенство никто не говорит, – укорила Екатерина. – Но вот выпасть из реальности под воздействием вполне объяснимого фактора страха…
– Да никуда я не выпадала… Не знаю, как насчет ветра, возможно, вы и правы, но ботинки были самые настоящие.
– Мужские?
– Не скажу… Нет, правда. Обыкновенные носки. Темные.
– Дальше, Юля. Продолжайте, мы внимательно вас слушаем.
Итак, горничная выскочила в коридор. Горло отпустило, и она заверещала на весь дом. Бросилась налево по коридору, опять свернула налево, добежала до комнаты Надежды Борисовны и принялась биться в нее кулачками и прочими частями молодого тела. Управляющая выбежала в ночной сорочке, всклокоченная, взбудораженная, кинулась спросонок к пожарному щитку, но Юля ей что-то закричала, потащила за собой. Не пожар, сообразила управляющая.
У Юлиной двери столкнулись с Коржаком – шефом охраны. Он как раз прибежал с галереи и метался по коридору. «Кто орал?!» – «Я орала! – вопила Юля. – Он там! За шторой! Он убил Аркадия Николаевича и меня хотел убить!» Юлю оттолкнули – она мешалась как голодный кот на кухне – и вдвоем вломились в комнату – но никого там не нашли, только труп.
Надежда приводила в себя брызжущую слезами горничную, Коржак свистал по рации подчиненных. Ад царил кромешный. Трогать ничего не стали, вынесли лишь тело, Юлю на время переселили в соседнюю комнату, а под дверью взгромоздили рослую охрану. Весь день ругались, пытались обмозговать ситуацию, дождались экспертизы из морга, опять ругались…
– Это она виновата, нечего думать! – визгливо выкрикнул Косаренко, выстреливая пальцем в Юлю. Девочка съежилась, втянула голову в плечи.
– Она, она, – закивала согласная с любовником Лизавета. Ухватов на секунду вскинул глаза и брезгливо поморщился.
– Вот как? – удивился Максимов. – У вас есть серьезные основания обвинять эту несчастную девушку, господин полковник?
– Да знаю я! – зарычал мент. – Она же полный бред несет, ваша несчастная, послушайте! Какие-то ботинки, флюиды страха, блин… Умнее придумать не смогла!
– Она бы смогла, – улыбнулась Екатерина, – девушка неглупая.
– Не успела, какая разница! Помяните мое слово, господа, она и вкатила Аркашке яд!.. А вам, горе-сыщики, я бы решительно рекомендовал осмотреть ее комнату на предмет обнаружения следов строфантина…
– Не волнуйтесь, – перебил Максимов. – Осмотрим. И не только комнату горничной.
– Валентин, солнышко, – потянула буяна за рукав Лизавета, – кончай бунтовать, мы спать хотим.
– И не стыдно вам такое заявлять, Валентин Иванович? – с упреком бросила Надежда Борисовна. – Вы ведете себя не вполне деликатно, не находите? А еще милиционер, называется… Я работаю с Юлей полгода, она и таракана не обидит, уверяю вас…
– Таракана? – захохотал, обнажая вставную челюсть, Пузырь. – То-то их в буфетной развелось как собак нерезаных. Не пора ли начать обижать тараканов, дорогая Надежда Борисовна?
