– Допрыгался, Максимов… – От оплеухи сыщик увернулся, из последних сил сдерживая ответное рукоприкладство. Ударь он Шалевича – и Максимову действительно можно ставить памятник на ближайшем кладбище.
– Послушайте, любезный, а нельзя ли поинтеллигентнее? – пришел на выручку Вернер, хватая Шалевича за запястье.
Бандит отдернул руку:
– Прочь, тварь!
– Кто тварь?.. – оторопел Вернер.
– Бордюр, убери этого подонка!
Охранник с очаровательным погонялом и разбитым носом словно того и ожидал – подскочил сзади, врезал костяшками ладони по почкам. Вернер, взвыв, махнул рукой, не заботясь о попадании. Но плюха дошла по адресу – пострадавший в позавчерашней сече бодигард с воплем схватился за нос. Еще один ворвался в комнату – ах как вовремя! Максимов оттолкнул Шалевича – мешаются тут всякие… Вернер изготовился к отражению атаки: мол, помирать – так весело. Максимов вытянул ногу – рвущийся на выручку громила пролетел пару метров по воздуху и впечатался носом в покойника. Бордюр, возжаждав отмщения, позабыл про боль – уже бежал, занося пудовый кулак. Вернер гибко отклонился. Максимов соорудил боковую оплеуху – охранник с треском обрушился на тумбочку, которая мгновенно перевернулась, и если бы парень вовремя не выставил руки, вообще лишился бы носа.
– Мочите их, бездельники! – визжал, потрясая кулачками, Шалевич.
– А ну прекратить драку, ишь разбуянились! – Громоподобный голос перекрыл потасовку.
Драчуны застыли. На пороге стоял Ухватов – собственной персоной. Ярость в глазах.
– Пшли вон!
Побитые охранники гуськом выскочили из комнаты. Ухватов, покачиваясь, вошел, долго и внимательно обозревал покойного. Екатерина изобразила выразительный «но пасаран» и бочком проскользнула в коридор. Высунула любопытную мордашку.
Сан Саныч выглядел больным, изможденным. Медленно поднял голову и почтил внимательным взглядом всех причастных и непричастных к свалке.
– Итак, что здесь происходит?
Шалевич отряхнул колени. С ненавистью царапнул взглядом Максимова.
– А вы не догадываетесь, Сан Саныч?
– О смерти Косаренко мне уже доложили, – Сан Саныч задумчиво пожевал губами, – об избиении младенцев, называющих себя смешно и неприлично охраной, пока еще нет.
– А вам не кажется, Сан Саныч, что пора кончать этот бардак? – визгливо заявил бандит. – Максимов категорически не способен справиться с расследованием, по его вине гибнут люди, а сам ведет себя нагло и возмутительно!
Ухватов помолчал. Поворотился к Максимову:
– Имеются возражения, Константин Андреевич?
Максимов пожал плечами:
– По дому бродит некая личность, Сан Саныч, взявшая себе в привычку убивать людей. Мы искренне хотели найти убийцу. К сожалению, никто не застрахован от ошибок. Если вы считаете, что агентство «Профиль» и в дальнейшем не способно справиться, – воля ваша, вы хозяин. Но не надо на нас натравливать цепных псов уважаемого Дмитрия Сергеевича – мы этого не любим.
– Цепные псы, насколько мне видится, проявили незрелую инициативу, – задумчиво пробормотал Ухватов, – их никто на кулачные бои не уполномочивал. Вы неважно выглядите, Константин Андреевич. Не объяснитесь?
Максимов вкратце описал события текущей ночи. Шалевич фыркнул и вооружился сигарой, окутав себя облаком терпкого дыма.
– Полагаете, Косаренко сознательно шел к горничной? – поморщился Сан Саныч.
– А куда еще? Своим глазам пока еще доверяю. Но это не повод, Сан Саныч, тащить горничную в подвал, включать станок для битья и ударными темпами добывать признания. Все гораздо сложнее. Предлагаю дать ей время успокоиться и разрешить выполнять свои повседневные обязанности. Если не она, то кто это будет делать?
– Хорошо, – тряхнул шевелюрой Ухватов, – решение принято. Вам сутки, Максимов, на поиск убийцы и определение имени заказчика… Впрочем, с последним мы сами разберемся, у Дмитрия Сергеевича наработан неплохой опыт общения с людьми. А к вам, Дмитрий Сергеевич, огромная просьба: воздержаться от провокаций и не чинить агентству «Профиль» досадных препятствий. В противном случае это зачтется в ваш пассив. Вы умный человек, Дмитрий Сергеевич, а дело серьезное. Успехов, Константин Андреевич.
Ухватов выстроил на губах иезуитское подобие дружеской улыбки и вышел из комнаты. Шалевич проводил его презрительным взглядом. Вскинул руку с часами и усмехнулся ухмылочкой гиены.
– Ровно сутки, Максимов, прошу не забывать. Три часа ночи. Не буду огорчать вас рассказом о том, что произойдет в случае ваших крупных неуспехов.
Максимов промолчал. Не дождавшись ответа, Шалевич сплюнул ему под ноги и вышел. Максимов также не стал задерживаться. Переступил плевок и покинул приют многострадальной горничной.
Штормило по-крупному. Он держался из последних сил. Ноги заплетались, словно стебли непослушного вьюна. Он шел по стеночке, буквально сгибаясь от боли. Боль свирепствовала повсюду – от затылка до ног, крутя и разрывая. Екатерина с Вернером догнали его на галерее, когда Максимов слабеющими ногами искал ступеньку, чтобы эффектно с нее свалиться.
– Никаких глупостей, Костик, – безапелляционно заявила Екатерина, хватая Максимова за локоть, – мы же видим – ты ни бэ, ни мэ, ни кукареку. А нам работать с тобой, не забывай. Спать, и немедленно! Быстро в домик, подушку в зубы – и вперед! И не дай бог тебе, Костик, подняться раньше полудня…
– Но у нас нет времени, Катюша, – слабо отбивался Максимов, – я должен что-то делать, изображать хотя бы видимость кипучей работы…
– Он оскорбляет нас своим неверием, Екатерина! – восклицал задетый Вернер. – Он хочет сказать, что мы не можем изобразить видимость кипучей работы! А чем же, Константин Андреевич, мы, по-твоему, занимаемся последние пять лет?
– В общем, не бузи, Костик, – мягко увещевала Екатерина, – допросить фигурантов мы и сами с усами. Постараемся это сделать грамотно. А тебя будем держать в курсе. Вдруг узнаем что-то новое? Топай, Костик, топай… ставь ножку, вторую… ай ты умница… Вот и чеши отсюда рысью.
Безусловно, Екатерина была права. Работник в эту ночь из Максимова получился бы никакой. Держась за перила, он спустился на первый этаж, доволокся до входной двери и, выйдя на улицу… пережил еще несколько неприятных секунд. Что-то зловещее, бледно очерченное, покачивалось на фоне горящего за крыльцом фонаря и, похоже, намеревалось войти в ту же дверь.
«Не охранник», – сообразил Максимов. Фигура явственно напоминала дряхлого, согбенного временем и тяжелой жизнью гориллу. Сутулая, понурая, руки висят. Запах гнили, немытого тела и некачественного алкоголя окутал не утративший способности воспринимать запахи нос. Человек безмолвствовал, дыша хрипловато и тяжело.
– А вы, позвольте осведомиться, что за хрень такая? – слабым голосом поинтересовался Максимов. Не дождавшись ответа, отступил в вестибюль.
