На старой «козьей» тропке, где час назад он выслеживал Петровича, никого не было. Максимов метнулся в одну сторону, добрался до аллеи – побежал в другую. Скрипя зубами, сообразил, что опоздал – поздно выслеживать зверя! Матюгнувшись в сердцах, взял курс на озеро…
Театр, мать его. Кокетливый фонарик доходчиво освещает место действия. Сгрудились все, кто к моменту инцидента находился в доме, включая туповатую охрану. Спуск к воде, песчаный пятачок… На этом пятачке сегодня вечером удил Пузырь, доламывая спиннинг. Но Пузырь вроде живой – не станет же трубить о собственной смерти! У самой воды, зарывшись лицом в глину, лежит мужчина. Ноги колесом, одежда бесформенная, невзрачная, грязная. Рукав задрался, обнажив увитое синевой вен предплечье. Знакомая фигура. Да это же садовник! – осенило Максимова.
Народ глухо ропщет, теснясь на тропинке. От толпы отделяется охранник с настороженным лицом, облизывает губы, склоняется над телом и одним рывком его переворачивает!
И мгновенно дружный гогот оглашает окрестности! Слетает напряжение. «Покойник» в стельку пьян! Он мычит что-то невнятное, водит водянистыми глазами, отталкивая брезгливо склонившегося над ним парня: изыди, мол, сатана! Добрался все же старик до своего любимого местечка – доковылял и рухнул без сил. Устал на вредной работе. Рука безвольно падает, богатырский храп взмывает к небесам. Народ гогочет. Охранник, тупо ухмыляясь, нашаривает что-то рядом с телом, поднимает и предъявляет публике – пустая бутылка серого стекла. Возбуждение нарастает – кто бы мог подумать, что единственный юморист, не говоря ни слова, способен вызвать такое нездоровое веселье.
– В озеро его, Хасан! – хохочет бледный Пузырь. – Бросай в озеро, пущай трезвеет!
Максимов с изумлением смотрит на предложенную его вниманию сцену. В ней нет ничего веселого, она предельно зловеща и вызывает только дрожь. Зарисовка из бытия сумасшедшего дома. Он не может избавиться от мысли, что происходит что-то не то, он упустил существенную деталь.
Народ расслаблен и явно забывает, где находится. Предохранители сгорают – даже у тех, кто на службе. Охранников не меньше полудюжины. Хихикают, словно им палец показали. Физиономия Шалевича на переднем плане – осунувшаяся, с резко обведенными скулами. Тонкие губы кривит усмешка. Коржак, как водится, под боком. Руки в карманах, сдержанно ухмыляется. Пузырь изрыгает непристойности. Юля теребит фартук и делает попытки улыбнуться. Надежда Борисовна прыскает в кулак – хотя глаза невыразительны, а лицо выглядит каким-то сдутым. Лизавета ядовито вторит Пузырю…
Сотрудники «Профиля» на заднем плане. Всеобщее веселье не для них. У Вернера явные перебои с чувством юмора – он мрачно пялится на толпу и не может взять в толк, почему такой кураж. Екатерина ищет глазами Максимова – находит и хлопает ресницами. Скверно на душе. Максимов отрывает глаза от толпы, смотрит наверх – в середине открытого пространства красуется громада дома – и вдруг с ужасом обнаруживает, что в доме не горит свет!
…Нигде не горит! Ни в окнах, ни в вестибюле. Темная махина на фоне иссиня-черного неба. Чубайс обесточил? Долги накопились? Но тогда и фонарики бы не горели. А они горят! Пробки выкрутили? Рубильник опустили? Дурные предчувствия дыбом взметнули волосы. Народ продолжал хохмить и балаганить. Полный сюрреализм… Максимов закрыл глаза, мотнул головой, открыл – картина не менялась. Скверны дела твои, боженька…
Народ пока не обращал внимания на то, что творилось за спиной. Максимов бочком отступил в кусты, протиснулся сквозь упругие ветви и рванул напрямик – через поляну, подтянутую шеренгу бульденежа, безжалостно топча газоны и клумбы. Взлетел на крыльцо, рванул дверь.
Темнота в холле – значит, не почудилось. Он не мог вспомнить, где щиток, да и черт с ним… Ориентируясь по памяти, на ощупь нашел боковую тумбу слева от лестницы, нащупал ступени. Пока одолел первый пролет, глаза привыкли к темноте: проступили контуры предметов: монументальные перила, балюстрада над головой. Обозначились ступени – Максимов прибавил скорости, прыжками вознесся на второй этаж и побежал в западное крыло. Ворвался в узкий коридор – бежать дальше остерегся, можно шею сломать – прижался к стеночке, пошел медленно, перебирая руками. Поворот, другой. Сбавил скорость почти до черепашьей – вытянул руку как слепой.
– Марголин, – произнес негромко, – это Максимов…
Произнес и сразу споткнулся обо что-то лежащее поперек коридора. Сердце загремело в пятки. Оглянулся на всякий пожарный – мало ли какая нечисть за спиной, сел на корточки, щелкнул зажигалкой. И чуть не заорал от злости и бессилия! Пламя высветило залитое кровью лицо референта. Пробитый череп, кровь выходит толчками, лужа под головой растекается, близится к ботинкам. В шаге – компактный стальной ломик, заляпан красным. Убийца выронил? Растерялся, не стал искать в темноте? А с чем на Ухватова пошел?.. Максимов отшатнулся, вскочил на ноги. Дождались судного дня…
Поднял руку с зажигалкой, снова высек пламя. Дверь в апартаменты напротив – закрыта неплотно, видна щель. Побывали непрошеные гости… Он кубарем вкатился в апартаменты (циркач, блин, на руках походить осталось), вскочил на ноги и прижался к стене. Интуитивно понял: нет здесь никого. Из живых никого… Машинально хлопнул по выключателю, бесполезно. Тогда на цыпочках отправился в глубину комнаты, реконструируя в памяти расположение предметов. Что-то хрустнуло под ногами. Осколки… Кровать оказалась ближе, чем он думал – ударила по коленям, ошеломила. Уговаривая себя не паниковать (ведь жив еще, не помер…), он снова прибегнул к помощи карманного «кресала».
Ситуация вкратце такова. Убийца проник в комнату, обезвредив неопытную охрану. Понимая, что мобильность у жертвы низкая и находиться она может только в кровати, убийца хладнокровно приблизился к объекту, поднял с тумбы увесистую расписную античную вазу и опустил Ухватову на голову. Днище раскололось, осколки разлетелись по полу, по кровати. Возможно, Ухватов пытался приподняться, взглянуть убийце в глаза, но вряд ли у него это получилось. Удар пришелся в висок, убив мгновенно. Так и лежал Сан Саныч, обложенный подушками, весь в осколках, глаза навыкат – маленький, скукоженный, мертвый на все сто…
Вот и все. Своим дурацким поступком убийца подписал Максимову с компанией смертный приговор. Испытывая нарастающий ужас, он побежал к двери. Время поджимало. Люди наверняка уже в доме. Он ворвался в коридор, перепрыгнул через референта и с разгона в кого-то ткнулся!
Размазать неприятельский нос Максимов не успел. Атакующую конечность ловко перехватили.
– Ну что за мода ручонки распускать, не спросив имени, – забубнила темнота голосом Вернера. – Свои, Максимыч, опомнись…
– Отлично! – Груз с души свалился кубарем. – Катька где?
– Здесь я, Костик, здесь, – пискнула невидимая мышка. – Я видела, как ты рванул в дом, еле Вернера за собой утащила… Слушай, что за чертовщина, почему свет отключили?
Он непроизвольно вытянул руку, ткнулся в приятную округлость. Екатерина не возражала – дышала тяжело, сладострастно.
– Мы в пролете, коллеги, – торопливо заговорил Максимов, – Ухватов нас покинул…
