Максимов попятился, направляя фонарь в глубину коридора. Стены сужались клином, а далее – зияющий, непредсказуемый мрак. Если тупик, то будет весело.
– Эй, кореш, – хрипло бросили из-за угла, – тебе какого хрена тут надо? Заблудился?
Максимов промолчал, отступил еще дальше. Выключил фонарь и непроизвольно прижал руку к стене – первейшее правило слепого.
– Гордый, что ли? – поинтересовался «хриплый». – Чего молчишь? Говорить не хочешь?
– Подожди, Тушкан, – с волнением в голосе проговорил старший. – Давай-ка по душам с ним побеседуем. Эй, мужик, ты нас слышишь?
Слышу, подумал Максимов, продолжая пятиться. Рука внезапно ввалилась в пустоту – ага, кажется, поворот.
– Слышит, – проворчал «хриплый». – Не уважает просто.
– А за что вас уважать, ослы? – резко бросил старший. – Толстяка профукали, Гареев в штаны навалил… Слышь, мужик, давай нормально разберемся? За спиной у тебя тупик, по-любому хана. Брось пушку, выходи, пообщаемся. Посмотрим, может, и разжалобишь ты нас. Давай?
Максимов втиснулся за угол, оставив в коридоре только ствол и «бдящий глаз». Матовые блики бегали по дальней стене, очерчивая проем и глубину коридора. Насчет тупика было сказано метко – мог, конечно, и соврать, но рубашка мгновенно промокла.
– Последний раз тебя умоляем, – хмыкнул старший. – Выйди же, о отважный, покажи личико, а то ведь свинцом окатим – не возрадуешься.
– Шли бы вы, ребята! – разозлился Максимов. – Вас трогали?
– Опа-на, – обрадовался «хриплый», – говорить умеет.
А вот старший очень даже загадочно промолчал. «А ведь он тоже меня узнал! – догадался Максимов. – А может, не узнал, а сидит себе за углом и мучительно гадает, где он слышал мой голос…»
На всякий случай он спрятал фонарь, убрал подальше ствол и заработал ушами. Очень своевременные телодвижения. Старший над бандформированием завершил раздумья, тяжело вздохнул и вымолвил каким-то треснувшим голосом:
– Убейте его, дебилы.
Загремело так, что уши заложило, – из трех стволов! И все неслабого калибра. Он зажал уши, вдавил нос в сырую стену, терпеливо ожидая, пока все это закончится. Затем выставил пистолет и произвел два выстрела. Стрелки, по счастью, далеко не удалились. Кто-то дико закричал, выронив оружие.
– Сука-аа-а!!! Рука-аа-а!..
– Будешь думать в другой раз, – сухо хохотнул Максимов.
Раненого, продолжавшего скулить не переставая, куда-то увели. Остальные сварливо совещались. Назревало что-то неприятное. Старший вполголоса внушал недотепам азы ближнего боя: «Кто же так воюет, остолопы вы с большой дороги?» Что сейчас произойдет, Максимов уже представлял. Под прикрытием товарища самый боевитый бросится в атаку, старший будет светить фонарем, а сыщик и носа не высунет, поскольку каждое движение в его части коридора будет под контролем. Чесать отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше. Он сунул «погремушку» в боковой карман, наставил фонарь на черноту и метнулся в тесную жуть коридора…
Едва ли в «безоблачные» годы советской власти здесь располагались секретные объекты госбезопасности, но что-то, безусловно, было. Тоннель нуждался в системах обеспечения, аккумуляторных, силовых, насосных станциях, системах отвода грунтовых вод, шахтных коллекторах, вентиляционных камерах, автономных электростанциях, прочих объектах, без которых немыслимо существование сколь-нибудь значимого подземного сооружения. Здесь трудились сотни людей, чья работа воистину была и опасна, и трудна, и не видна – а все лишь для того, чтобы некоторые граждане могли спать спокойно. И если данное сооружение может не соприкасаться с объектами метро (в этом нет ничего удивительного), то с системами городского обеспечения – водопровод, канализация, связь и т. д. и т. п. – оно соприкасаться ОБЯЗАНО. Максимову невероятно повезло, что, миновав развилку за изогнутым коридором, он выбрал тропу, в конце которой не оказалось ни решетки, запирающей проход, ни каких-нибудь стальных ворот с заклинившими гидравлическими запорами. Он мчался наобум, не внемля голосу интуиции (а та попискивала, но что именно – не разобрать). Шершавые серые стены, утопленные ниши, не имеющие сообщения с волей, забитые пылью вентиляционные короба на потолке, до которого не достать… Он давно избавился от чувства ирреальности. Все, что с ним происходило, – не бред воображения, а нормальная действительность. И с неприятностями в ней нужно было бороться, как в любой нормальной действительности…
Максимов промчался вереницей изгибающихся коридоров, встал, навострив уши. Бандиты, судя по всему, не растерялись, кинулись в погоню, судя по крикам из глубин подземелья. Куда их заведет бег по лабиринту, неизвестно, но случайная «радостная» встреча отнюдь не исключалась. Извилистые коридоры сбегались и разбегались. Он стал выискивать, куда бы спрятаться. Выстрел прогремел почти над ухом. Он шарахнулся, испытав нешуточную панику, но уже на полу сообразил, что стреляли в соседнем коридоре. Не разобравшись, пальнули по «зазевавшемуся привидению». Вероятность «радостной» встречи возрастала. Он метнулся в гостеприимно распахнутую нишу под округлым сводом. Забрался в неприметный проем в глубине коридора, полагая отсидеться (давно он что-то не перекуривал), но тут тесное пространство загрохотало, затопало, и Максимов двинул в пустоту, которая показалась ему достаточно емкой. Пространство действительно оказалось обширным. Вот только проморгав порожек-скругление, он поскользнулся на гладкой поверхности, потерял равновесие и покатился, обняв голову, к подножию, как оказалось, лестницы. Фонарь ударил по виску, и это просто здорово – не надо искать. И вообще, неоспоримое достоинство резиновых фонарей – это их устойчивость к небрежному обращению…
За спиной кричали и лихорадочно искали место, где слышали шум. Максимов осветил глубоко посаженную за земляными выступами дверь. Ржавый замок замкнули еще при товарище Сталине. Обычный амбарный замок, обросший ржавчиной. Впрочем, дверь не простая, сварена на совесть, сплошным газовым швом – в целом даже герметичная. Втройне любопытно, что за ней. Он взвел курок, выстрелил в скважину для ключа. Пусть гадают, почему пальба… Замок отзывчиво подпрыгнул и сделался каким-то раздутым. Хватило пинка – допотопное приспособление выпало из скобы, и он всей тяжестью навалился на дверь…
Короткий коридор привел в огромную трубу трехметрового диаметра. Судя по отсутствию труб и кабелей электропитания, это, скорее всего, резервный коллектор. Или воздушный канал. А это уже любопытно. Он свернул направо и побежал по гулкому железобетону. Любые коллекторы или воздушные каналы должны выходить к шахтным стволам. Туда он, собственно, и прибежал – к большому колодцу, сложенному из монументальных чугунных колец. Настолько большому, что свет от фонаря не добивал до дальней стены, а только возил по ней полосатыми бликами. Лестница в духе пожарной, снабженная стальными площадками, висела на скобах, вмурованных в стыки колец. И самое смешное, что уходила она не только вверх, но и вниз! Это что – подземный небоскреб?
Максимов не помнил, как долго карабкался по этой чертовой лестнице. Время свернулось в трубочку, тихо уснуло. Перекладины злобно хрустели. Банда шла по ложному пути – иначе давно бы вылупились из трубы и устроили соревнования по стрельбе. Он добрался до ближайшей черной ниши, перепрыгнул в хаотичное царство всевозможных труб, побрел в первую попавшуюся щель…
