Прежде чем продолжить, Пуаро опасливо пощупал упомянутый
орган.
— Потом к нам подошел владелец, китаец с хитроватой
улыбочкой.
«Господам плохо здеся, — сообщил он. — Господа хотят где
луцсе. Маалюсеньку трубочку, и?»
И тут этот Пирсон — представьте себе — пинает меня под
столом! (Прямо этим огромным ужасным ботинком!) И говорит: «Да мы вроде как и
не прочь. Аида, Джон».
Китаец хихикнул, провел нас через какую-то дверь в подвал,
потом через люк, вниз и вверх по лестнице, и, наконец, в комнату, полную
диванов и кушеток самого заманчивого вида. Мы улеглись, и мальчик-китаец снял с
нас ботинки. Это был лучший момент за весь вечер! Потом нам принесли трубки,
подготовили опиум, и мы притворились, что курим и впадаем в грезы. Но, как
только мы остались одни, мистер Пирсон тихонько позвал меня и тут же куда-то
пополз по полу Мы проползли через следующую комнату, где все спали, потом еще
через несколько, пока не услышали голоса двух мужчин. Мы остановились перед
пологом и прислушались. Разговор шел о Ву Линге.
«Что с бумагами?» — спросил кто-то.
«Мистер Лестер, они брали усе, — ответил другой, определенно
китаец. — Они сказали положить их в надежную месту, где не найдет никакая
полисмена».
«Да, но ведь его арестовали», — послышался первый голос «Узе
выпустили. Полисмена не уверена, сто это он».
Они еще немного побеседовали в том же духе и двинулись в
нашу сторону. Мы поспешно вернулись на свои места.
«Пожалуй, нам лучше выбираться отсюда, — сказал Пирсон через
пару минут. — Здесь небезопасно».
«Вы совершенно правы, мосье, — согласился я. — Фарс и так
затянулся».
И мы выбрались оттуда без всяких проблем, щедро заплатив за
развлечение Оказавшись за пределами Лаймхауса, Пирсон глубоко вдохнул.
«Хорошо, что это закончилось, — заявил он. — И все-таки, как
приятно знать наверняка!»
«Вот уж действительно, — согласился я — Думаю, теперь мы без
труда найдем что искали — после такого-то маскарада!»
— Никаких трудностей и не возникло, — неожиданно заключил
Пуаро.
Такая развязка заставила меня выпучить глаза.
— Но где же были бумаги? — спросил я.
— В его кармане — tout simplement.
[13]
— Да в чьем же?
— Да мистера Пирсона, parbleu!
[14]
И, заметив мое недоумение, мягко продолжил:
— Вы все еще не понимаете? Мистер Пирсон, как и Чарльз
Лестер, был по уши в долгах. Мистер Пирсон, как и Чарльз Лестер, был игроком. И
он замыслил украсть у китайца его бумаги Он распрекрасно встретил его в
Саутгемптоне, доехал с ним до Лондона и отвез прямиком в Лаймхаус. В тот день
стоял туман, да китаец и без того навряд ли бы понял, куда его везут. Я
подозреваю, мистер Пирсон частенько захаживал в то местечко и успел обзавестись
нужными знакомствами. Сомневаюсь, чтобы он замышлял убийство. Его идея
заключалась в том, чтобы какой-нибудь китаец выдал себя совету директоров за Ву
Линга и получил деньги в обмен на бумаги. Но на деле вышло куда хуже. Для
восточного склада ума оказалось неизмеримо проще убить Ву Линга, чем где-то его
прятать, что китайские сообщники Пирсона и сделали, даже не предупредив его.
Убить и бросить труп в реку. А теперь представьте себе состояние мистера
Пирсона — английское слово «замешательство» передает его весьма приблизительно.
Его могли видеть с Ву Лингом в поезде, а между похищением и убийством есть
весьма существенная разница.
Его спасение — китаец, продолжающий изображать Ву Линга в
отеле. Если бы только тело не нашли так скоро! Вероятно, Ву Линг упоминал
Пирсону о договоренности с Лестером, согласно которой они должны были
встретиться в отеле. Пирсон ухватился за такую прекрасную возможность отвести
от себя подозрения. Последним человеком, которого видели в обществе Ву Линга,
должен стать Чарльз Лестер. Двойнику приказано представиться Лестеру слугой Ву
Линга и как можно скорее отвезти в Лаймхаус. Там, по-видимому, Лестера поят,
подмешав что-то в спиртное, и, когда тот выходит часом позже, представление о
том, где он был и как долго, у него весьма и весьма смутное. Настолько смутное,
что, узнав о смерти Ву Линга, он впадает в панику и начинает отрицать, что
вообще был в Лаймхаусе.
— Разумеется, все это на руку Пирсону. Вы думаете, тот
успокоился? Ничего подобного. Мое поведение нервирует его, и он решает нанести
заключительный штрих; при этом не находит ничего умнее, чем устроить дурацкий
маскарад. Предполагается, что я полностью одурачен. Разве я не говорил вам, что
он был точно ребенок, вырядившийся для домашнего спектакля?
«Eh bien, фарс так фарс», — говорю я себе, и он уходит домой
страшно собой довольный, но, открыв утром дверь, обнаруживает на пороге
инспектора Миллера. Тот находит при нем бумаги, и дело кончено. Горько же ему
пришлось раскаяться за то, что он осмелился играть шутки с самим Эркюлем Пуаро!
Так что во всем этом деле была в общем-то единственная сложность.
— И какая же? — заинтересовался я.
— Убедить инспектора Миллера. Эдакий, знаете ли, оказался…
Мало того, что глуп, так еще и упрям. А в итоге присвоил все мои заслуги.
— Ужасно! — вскричал я.
— Но кое-что досталось и мне. Дирекция «Приисков Бирмы»
передала мне четырнадцать тысяч акций в качестве небольшого вознаграждения. Не
так уж и плохо, а? Так вот о вложениях, Гастингс: умоляю вас, будьте
сдержанней. То, что пишут в газетах, это может ведь оказаться и не совсем
правдой. Этот ваш «Дикобраз».., а вдруг там сплошные мистеры Пирсоны!
Коробка шоколада
Погода в тот вечер была ужасной. За окном свирепо завывал
ветер, по стеклу яростно стучал дождь.
Эркюль Пуаро и я сидели у камина, вытянув ноги к весело
потрескивавшему огню. На маленьком столике стояли: прекрасно приготовленный
пунш
[15]
— для меня, и густой шоколад — для Пуаро. Я не согласился бы выпить
его и за добрых сто фунтов! Эркюль Пуаро пригубил шоколад из розовой китайской
чашки и удовлетворенно вздохнул.
— Quelle belle viel!
[16]
— проговорил он.
— Да, он прекрасен, этот старый добрый мир, — согласился я.
— Взять, например, меня… У меня есть работа, к тому же хорошая работа. И я
нахожусь постоянно рядом с вами, знаменитым детективом…