Так как Матвея с его милой лошадкой под рукой не оказалось, пришлось идти до дома бабы Мани пешочком, и я искренне надеялась, что правильно запомнила дорогу. Погода была отменная, и я решила, что от долгой прогулки мне и будущему ребенку будет одна только польза. Вот, я впервые подумала о том, что находится у меня в животе, как об одушевленном предмете! Несмотря на то что уже являюсь матерью взрослого сына, я никак не могла свыкнуться с мыслью о повторном материнстве. Может, дело в том, что я запуталась?
К счастью, я не заблудилась. Подходя к дому бабы Мани, бросила взгляд на часы: дорога заняла около сорока минут. Конечно, старушка меня не ждет, ведь я не сказала точно, когда сумею вырваться! Открыв калитку, я услышала громкий лай собаки, но не испугалась: пес все равно не достанет до меня, да и грозным он не выглядит – просто делает свою работу, за которую ежедневно получает миску каши. Идя по тропинке к двери, я скорее почувствовала, чем действительно заметила какое-то шевеление, и обернулась. В покосившейся сараюшке в глубине огорода хлопнула дверь. Интересно, неужели Матвей прав, и баба Маня, что твоя неваляшка, уже на ногах и скачет себе по огороду, забыв о травме? Или этот кто-то, забившийся в сарай, и есть один из мужиков, время от времени приходящих помогать старушке по хозяйству? Но тогда непонятно, почему вместо того, чтобы выяснить, кто пришел, он поспешил скрыться из виду? Поборов искушение самой пойти к сараю и посмотреть, я толкнула дверь и вошла в дом.
– Это ты, милок? – раздался скрипучий голос бабы Мани, и я поняла, что моя пациентка находится именно там, где ей и положено быть – в собственной постели.
– Это я, баба Маня, – отозвалась я, проходя. Выражение лица старушки сбило меня с толку: она вроде как была не слишком рада меня видеть.
– Вот, принесла вам бобровый жир от капитана Руденчика, – объяснила я, ставя банку на тумбочку у изголовья больной. – Это хорошо для суставов. Кроме того, у меня есть еще одна мазь, да и перевязку надо бы сделать.
Постепенно мышцы лица бабы Мани расслабились.
– От Руденчика, говорите? – уточнила она. – Он всегда очень внимательный, этот мальчик!
Мне странно было слышать, что кто-то называет почти пятидесятилетнего капитана «мальчиком», но, возможно, с колокольни бабы Мани в ее восемьдесят с гаком так и кажется. Кстати, я что-то не замечала за Руденчиком и особой заботливости – мне так он казался просто хамом, что, впрочем, частенько встречается как в военной, так и во врачебной среде. Я хамства не выношу, но куда, скажите, от него деться, будучи женщиной и живя в России?!
Осуществляя перевязку, я болтала с бабой Маней о всякой всячине, но никак не могла избавиться от ощущения, что она только и ждет, как бы поскорее меня спровадить.
– А скажите-ка мне, – проговорила я, решив, что за спрос денег не берут, – кто это у вас в огороде работает?
– В огороде? – переспросила старушка безразличным тоном. – Да никто не работает, дочка, – Матвей сегодня не заходил…
– Это не Матвей, – возразила я, не позволяя замять тему. – Когда я вошла, кто-то спрятался в сарае!
– Спря… Да нет, он не прятался – наверное, просто пошел за инструментом!
– Он?
– Внук ко мне приехал из Хабаровска, – пояснила пациентка. – Очень кстати, потому как крыша прохудилась, залатать надо. Я давно просила, но он только сегодня сподобился. И что бы я без него делала!
Интересные дела получаются! Матвей уверял меня, что Ливанова одинока и родственников не имеет, а теперь, выходит, какой-то внучок нарисовался? Я, возможно, и поверила бы в эту сказочку, если бы не поспешное бегство хозяйского «внука». Закончив с перевязкой, я поспешила распрощаться, уловив явное облегчение на лице больной. Она благодарила меня с преувеличенной сердечностью, а в глазах читалось: «Господи, ну когда же ты, наконец, уберешься?!»
Выйдя, я оглянулась на сарай: дверь была закрыта. «Что ж, посмотрим, кто кого», – подумала я и решительным шагом направилась в сторону калитки. Лес начинался сразу за тропинкой, ведущей к тракту, и оттуда отлично просматривался огород бабы Мани. Пройдя метров двадцать, я быстро свернула вправо и шмыгнула в кусты. Из этого укрытия можно было наблюдать за тем, что делается около дома, и я дала себе слово, что не уйду, пока не выясню, что за таинственные родственники навещают одинокую старушку. Если бы не громадные комары, которых роились вокруг целые стада, мой наблюдательный пункт можно было бы считать почти идеальным. Через десять минут мое терпение было вознаграждено. Дверь сарая осторожно открыли, словно тот, кто собирался выйти, сначала хотел убедиться в собственной безопасности. «Ты просчитался, дружок, потому что мы тоже не лыком шиты и кое-каким военным хитростям обучены!»
Мужчине, вышедшему из сарая, было не больше двадцати – двадцати пяти лет, и я сразу поняла, что это, скорее всего, именно его футболку я видела висящей на древке колуна в поленнице Ливановой: он был высоким и здоровым, не меньше восьмидесяти кило. «И, дорогая баба Маня, вряд ли этот парнишка восточной внешности может приходиться вам внуком, уж извините!» И тут меня как током ударило: а не пропавший ли это дезертир Кочарян?! Догадка была столь невероятной, что я едва не завопила от сознания собственной гениальности и, выскочив из своего укрытия, кинулась к забору Ливановой с криком:
– Арсен! Погодите!
Парень вскинулся. В его взгляде, устремленном на меня, мелькнула паника, как у лисицы, которую со всех сторон обложили собаки и охотники. Он огляделся, и я на секунду предположила, что, возможно, поторопилась со своей «цыганочкой с выходом»: в конце концов, если это и в самом деле дезертир Кочарян, то он может быть вооружен и, вполне вероятно, опасен. Однако я неправильно истолковала этот жест: парень просто искал пути к отступлению. Приняв решение, он перемахнул через плохонький забор и припустил в сторону леса – нечего было и думать о том, чтобы за ним угнаться, поэтому я остановилась, тяжело дыша и одновременно пытаясь привести свои мысли в порядок. Итак, это и в самом деле пропавший солдат, но что, черт подери, он делает во дворе бабы Мани? Надо срочно во всем разобраться и припереть старушку к стенке: видит бог, по натуре я не жестока, но мы с Денисом приехали сюда не в отпуск, и матери погибших солдат ждут объяснений! Поэтому я отряхнула джинсы, на которые налипли еловые иголки и трава, отдышалась и направилась к двери дома.
* * *
– Ну вот, как я тебе и говорил – как будто в Китай попадаешь, да?
Денис изумленно оглядывался по сторонам. В самом деле, обилие желтых, узкоглазых лиц поражало воображение: он и помыслить не мог, что в русском городе, всего в нескольких десятках километров от стратегически важных пунктов этой части страны, в таком бешеном количестве встречаются иноземцы! Русских, конечно, он тоже насчитал немало, но почти все, кто хоть чем-то торговал, имел чуждую российскому глазу внешность. Миниатюрные девушки в цветастых платьях с глухими воротниками и не менее миниатюрные мужчины вели себя тихо и благопристойно, в отличие, скажем, от азербайджанцев, которых все больше и больше Денис встречал в своем родном городе, торгующих на рынках и развозящих народ в маршрутных такси. И все же, что ни говори, азербайджанцы – это азербайджанцы, бывшие братья из бывшей союзной республики, поэтому их наличие не шокировало Дениса так сильно, как присутствие целого конгломерата китайцев. На местном рынке их обилие особенно бросалось в глаза.
