– Я что-то не пойму, Арсен: если во время этой несложной операции Губанов собирался изъять у Федора почки или еще что-то, то где он намеревался это сделать? У нас всего одна операционная, и она никак не может быть задействована в таких целях, ведь все, кто там работает, и проживают в медсанчасти – мы непременно заметили бы, произойди нечто подобное!
– Вот видите, даже вы мне не верите! – он с отчаяньем махнул рукой.
– Я верю, – возразила я. – И у меня имеются все основания считать, что ваши с ребятами догадки недалеки от реальности, но все же остается еще слишком много моментов, которые необходимо прояснить.
– Как они… Скажите, как погибли Макар и Федор? – попросил вдруг Арсен.
– Судя по результатам, полученным от моего коллеги, можно предположить, что их застрелили из снайперской винтовки.
– Из снай… Значит, у кого-то был приказ непременно убить нас? И это означает, что они знали, что мы знаем!
– Но откуда?
– Может, Ирка разболтала? Мы ей ничего не рассказывали, но она как-то выяснила, что мы копались в документах – видимо, мы были не слишком аккуратны. Ирка устроила Макару скандал, орала на него, ругалась – боялась, что Губанов узнает и тогда проблем не оберешься.
– Но тогда у нее не было причин рассказывать обо всем майору! – возразила я.
– Вроде нет… Не знаю я ничего – только то, что ребят нет уже, а я вот, как видите, еще пока бегаю!
– А как получилось, что ты оторвался от них? – спросила я.
– Они послали меня в разведку. Мы решили отсидеться на окраине поселка, и я собирался найти какой-нибудь подходящий сарай. Потом мы планировали добраться до Хабаровска, а там – домой. Я слышал выстрелы и понял, что возвращаться нельзя, но я не думал, что их…
– Так ты поэтому отсиживался у бабы Мани, да? Надеялся, что ребята все-таки выбрались?
– Я думал, их просто поймали, – кивнул Арсен. – Думал, ничего им не сделают, пока до меня не доберутся! А оно вон как вышло…
Мы надолго замолчали. Солнце уже почти село, и на тайгу быстро опускалась темнота.
– Вам пора, Агния Кирилловна, – заговорил, наконец, Арсен. – Я провожу вас немного, но дальше вам придется одной – мне нельзя встречаться с людьми с заставы! Вы же никому не расскажете обо мне?
Его глаза умоляюще смотрели на меня. Я подумала о Дэне: да даже если бы Арсен и в самом деле совершил серьезный проступок, я бы все равно его не выдала.
– Успокойся, – ответила я. – От меня никто ничего не узнает. Но ты все-таки попытайся вести себя осторожнее и не разжигать костер слишком часто: в следующий раз гостем могу оказаться не я.
* * *
Мое возвращение на заставу вспоминается как страшный сон. Примерно через пять минут после того, как мы с Арсеном распрощались, я натолкнулась на патруль из пяти человек из кинологического подразделения с собаками, которые при виде меня истошно залаяли. К счастью, среди дозорных оказался Синицын, который сразу меня узнал, но меня тут же передали на попечение контрактникам, подоспевшим на шум. Они отказались объяснять, что происходит, и в полном молчании доставили меня до медсанчасти. Выяснилось, что, несмотря на поздний час, никто на заставе не спал. Были усилены патрули, и дозорные сменялись каждые два часа. Капитан Руденчик, – именно с ним мне меньше всего хотелось бы встретиться, особенно после столь тяжелого дня, богатого на события, – учинил мне форменный допрос. Разумеется, он пожелал знать, что меня так задержало, но, самое главное, как я умудрилась добраться до места, ведь последний автобус до поселка прибывал в начале шестого! Я тут же пожалела о том, что не позаботилась об алиби. До города меня подвозил Крыласов и предлагал подобрать на обратном пути, но я ведь понятия не имела, когда вернусь – тем более я не могла спланировать встречи с Фэем и Арсеном, и все в один день! Оказывается, подполковник прождал меня на автовокзале больше сорока минут, но, когда я не появилась, решил, что мне удалось уехать на автобусе или поймать попутку. Надо отдать ему должное – он пытался до меня дозвониться, но, видимо, аккумулятор моего телефона разрядился – а я-то гадала, почему он ни разу не зазвонил с тех пор, как я поговорила с Леонидом! Пришлось соврать Изюбрю, сказав, что действительно поймала попутку до разъезда, а потом меня подвез один из сельчан на телеге – почти до самой заставы. Мне показалось, что капитан не слишком-то верит в мою сказку. В поселке народ ложится спать рано, и вряд ли кто-то решился бы петлять с лошадью по лесу в темное время суток, но мне, честно говоря, было не до изобретательности – лишь бы поскорее избавиться от Руденчика. Я все никак не могла забыть о нашем столкновении в лесу, да и он, судя по всему, прекрасно помнил об этом.
– И кто же именно вас подвез? – спросил капитан, пристально глядя на меня из-под тяжелых век. Под глазами у него залегли темные круги.
– Кто? – переспросила я, судорожно пытаясь что-нибудь придумать. – Матвей подвез. Вы же знаете Матвея?
– Разумеется, я знаю Матвея! – раздраженно ответил Руденчик. – И также я знаю, что его мать навряд ли позволила бы сыну шляться одному так поздно.
И это тоже сущая правда: надо было сочинить что-нибудь более правдоподобное, но я, как назло, не могла припомнить никого из поселка, у кого имелась бы лошадь.
– Послушайте, Агния… Кирилловна, – продолжал меж тем Руденчик, не сводя с меня пылающих, как угли, глаз. – Если вам есть что сказать, говорите: у нас чрезвычайная ситуация!
– А что произошло-то? – перебила я. – Вся застава стоит на ушах, но никто ничего не говорит!
В эту самую минуту раздался громкий стук в дверь, после чего, не дожидаясь приглашения, в кабинет Руденчика ввалилась Людмила Акиньшина.
– Михал Богданыч, ну имейте же, в конце концов, совесть! – воскликнула она, подходя. – Не видите, что ли, дама беременна – глядите, какая бледная и несчастная, а вы ее допросами своими мучаете – и не стыдно, а?
Видимо, в свое время я правильно поступила, поделившись с новой подругой своим секретом, а то сейчас она не кинулась бы мне на выручку, но у нее не нашлось бы подходящей «отмазки», чтобы предъявить Изюбрю!
– Да я… – начал было оправдываться капитан, но Людмила не позволила ему произнести ни слова.
– Если вы сейчас же не отпустите Агнию, – сказала она, – я пожалуюсь мужу, а он очень не любит, когда обижают женщин!
Эта фраза могла бы прозвучать как шутка, но Людмила вложила в нее столь недвусмысленную угрозу, что я испугалась, как бы этот факт не разозлил Руденчика пуще прежнего. Но он только сжал челюсти и сказал:
– Можете идти, Агния Кирилловна.
Выходя под руку с Людмилой, я, как мне показалось, расслышала еще одну фразу:
– Мы еще поговорим!
* * *
– Пей чай, – улыбнулась Людмила, подливая мне горячего. – Тебе необходимо расслабиться.
