Посмотрев на меня, Иван Васильевич продолжил:
– Ваша жена, Роман Александрович, получит по завещанию основной пакет акций. Ей достанется…
Этот старый маразматик еще не успел договорить, как я подсчитал в уме и понял, что он завещает своей дочери восемьдесят процентов общего дохода.
Виктория наверняка подумала о том же самом. Она подошла к отцу и с восторгом поцеловала его в колючую небритую щеку.
– Тебе, моя деточка, я завещаю пятьдесят процентов, – договорил Иван Васильевич и тут же добавил: – Остальные тридцать процентов я завещаю…
Иван Васильевич поперхнулся очередной порцией табачного дыма.
– Впрочем, – откашлявшись, сказал он. – Об этом пока рано говорить. В моем завещании даны подробные разъяснения.
– Это ваше право! – подметил я, не испытывая к его сообщению ни малейшего интереса.
В данный момент меня не столько удивило его решение оставить кому-то тридцать процентов и проявить непонятную мне благотворительность, как реакция моей жены. Она была абсолютно спокойной. Я ничуть не сомневался в том, что для Виктории это решение не было неожиданностью. Иван Васильевич и моя жена наверняка от меня что-то скрывали. Я решил не задавать лишних вопросов в надежде на то, что рано или поздно все равно узнаю истинное положение дел.
– Вы, Роман Александрович, – глядя на меня в упор, продолжил он, – сможете владеть этим наследством лишь после смерти моей дочери. И только в том случае, если Виктория скончается естественным образом. Мне неприятно об этом говорить, но я исключил как самоубийство, так и несчастные случаи, которые могут с ней произойти.
Меня обдало холодным ознобом. Этот хитрец словно читал мои мысли.
– Вы сможете владеть ее наследством, если судом присяжных будет доказано, что Виктория не была подвержена насильственной смерти.
Я молча кивнул головой. У меня не возникло ни тени сомнений в том, что при любом раскладе мне не видать его денег как своих ушей.
– Я достаточно богатый человек. Даже можно сказать, что до неприличия богатый. Мои доходы в несколько раз превышают ваши. Именно поэтому, Иван Васильевич, мне от вас ничего не нужно! – гордо произнес я.
– Даже в том случае, если наследство будет исчисляться цифрой с шестью нулями? – полюбопытствовал он.
– Меня это не интересует! – запальчиво ответил я. – Нас с вашей дочерью связывает искренняя любовь, и мне абсолютно наплевать на ваше наследство…
– Вероятно, так оно и есть, – пробормотал он. – Я не хочу рисковать будущим собственной дочери и не хочу, чтобы она целиком от вас зависела. Я принял решение и счел своим долгом поставить вас в известность.
– Благодарю вас, Иван Васильевич! – сказал я. – Если вам больше нечего добавить, то я бы предпочел оставить вас наедине с Викторией. Мне кажется, вам есть, о чем поговорить…
– Надеюсь, мы еще увидимся? – спросил он.
– Вне всяких сомнений, – ответил я. – Перед самым отъездом обязательно приду попрощаться.
Иван Васильевич перевел взгляд на Викторию.
– Дорогая моя девочка! – сказал он, с трудом изображая улыбку. – У меня есть для тебя небольшой сюрприз. Я приготовил тебе памятный подарок. Мне кажется, тебе будет приятно получить его в день твоего отъезда.
Мы с Викторией невольно переглянулись. У нее в глазах был немой вопрос.
– Мой подарок, детка, лежит у тебя в комнате, – торжественно и загадочно произнес старый маразматик, придавая словам особую значимость.
– Мы с Романом Александровичем только что вышли на улицу. У нас в комнате ничего нет, – прощебетала Виктория.
– Теперь есть!
– Но каким образом?
– У меня ведь тоже могут быть маленькие секреты.
Виктория окинула меня беглым взглядом.
– Не уходи, милый, – попросила она. – Тебе не придется меня долго ждать.
Виктория вновь посмотрела на моего тестя.
– Почему ты не сказал мне об этом утром? – спросила она.
– Я планировал отдать подарок чуть позже, но теперь передумал. Мне кажется, будет более уместно и благоразумно вручить его именно сейчас.
– Ты, как и мой муж, купил мне очередное колье?
– Даже не пытайся угадать, девочка моя! Это, конечно, не бриллиантовое колье, но мне кажется, ты не будешь разочарована.
Она снова подошла к отцу.
– Ты меня заинтриговал, папулечка, – сказала Вика. – Если можно, то хотя бы намекни…
– Тогда это уже не будет сюрпризом, – возразил он.
Виктория была в замешательстве. Ей хотелось побыть с отцом наедине, но еще больше ее мучило любопытство. Оно сжигало ее изнутри и мешало думать о чем-то другом. Как и всякая женщина, она была нетерпелива и не умела скрывать восторженные чувства. Ее душа разрывалась надвое. Одна половинка оставалась с отцом, а другая устремлялась в спальню, где ее ожидал приятный сюрприз. Должен признаться, что даже меня охватило легкое любопытство. Мне тоже захотелось взглянуть на этот таинственный подарок. У меня не хватило фантазии, чтобы воочию представить, какая блажь взбрела в голову ее старику. По-любому, я не ожидал от него ничего хорошего. Наверняка это была какая-нибудь безделушка. Возможно, любимая кукла из ее детства. Люди преклонного возраста зачастую страдают сентиментальностью. Почему Иван Васильевич должен стать исключением?
– Я вижу, тебе не терпится посмотреть мой подарок, – пробурчал Иван Васильевич. – Беги, моя девочка! У нас еще предостаточно времени. Успеем обменяться любезностями.
– Тогда я пойду? – робко спросила Виктория.
– Иди, детка, твой подарок лежит у тебя на постели.
У Виктории в этот момент было такое удивленное выражение лица, что Иван Васильевич невольно скинул с себя личину хмурого старика и тепло, по-отечески улыбнулся.
– Я еще рано утром дал соответствующее распоряжение Светланке. Так что, можешь не сомневаться, твой подарок уже давно тебя дожидается. Ступай и возьми его.
Виктория еще раз поцеловала его в щеку, затем взяла меня под руку.
– Идем, Ромчик! – сказала она. – Мне, право, не терпится…
Вдруг она замедлила шаг и посмотрела на меня каким-то необычным взглядом, не то напуганным, не то попросту растерянным.
– Роман! – почти выкрикнула она. – Ты не помнишь, дверь в спальню была закрыта?
– Когда, милая?
– Утром. Когда мы занимались любовью.
– Не помню. А что, это так важно? – наморщив лоб, спросил я.
– Служанка моего отца могла нас видеть…
– В таком случае она должна изнемогать от вожделения, – усмехнувшись, ответил я.
Мне пришла в голову гениальная мысль. Если Светлана стала невольной свидетельницей нашей пылкой и страстной любви, произошедшей ранним утром, то она никогда не поверит в преднамеренное убийство, совершенное мною в полдень.
