Пару минут спустя я уже возвращался к тому месту, где оставил хозяйку дома. Оксана по-прежнему стояла в закутке, невидимая мне. Я лишь слышал ее намеренно приглушенный голос.
— О нет! — говорила она умоляюще в мобильник. — Нет! Нет! Извини! Сегодня я не могу. Давай в другой раз!..
Я замедлил шаг. Не хотелось ставить девушку в неловкое положение. Пусть поговорит в свое удовольствие.
Дальше Оксана произнесла несколько фраз, которые я не расслышал, но и так уже было понятно, что весь разговор сводится к тому, что она извиняется перед каким-то типом за то, что не может с ним сегодня встретиться. Я укорил себя за то, что остался у девушки. К Оксане охладел, видов на совместную с ней жизнь не имел, условие мое: избавиться от ребенка, она выполнила — ничто вроде меня возле нее не удерживает, так какого черта я цепляюсь за нее, счастье отнимаю? Если бы меня сейчас здесь не было, глядишь, она и встретилась бы с этим с Джоном или Пашей, или кем там еще… А там и стерпится, и слюбится… Впрочем, не все еще потеряно.
Я дождался, когда девушка закончит разговаривать, и вошел в закуток. Оксана стояла, прислонившись спиной к шиферной стенке, скрестив ноги и сложив на груди руки. Вид у нее был задумчивый, в руке тлела сигарета.
— Ты разве куришь? — удивился я.
— Иногда, в особо сложных жизненных ситуациях.
— Выбрось, — посоветовал я. — Терпеть не могу курящих женщин.
— Ты прав, грешно курить девушке в присутствии некурящего мужчины.
Оксана чисто по-женски — не щелчком, а как камушек в воду — отбросила сигарету.
— Послушай, — я приблизился к девушке. — Я, в общем-то, протрезвел, чувствую себя прекрасно, время половина двенадцатого, еще не поздно… Поеду-ка я домой.
— Домой?! — думая о чем-то своем, изумилась Оксана. — Ты с чего это? — вернулась она в действительность и вдруг догадалась: — Слушай, ты, наверное, мой телефонный разговор слышал! — Она слегка склонила голову, словно я прятал глаза, а она пыталась в них заглянуть. — Да?
— Да ничего я не слышал, — я дернул плечом. — Действительно, с чего это я у тебя вдруг останусь? Я привык в своем доме ночевать.
— Слышал, слышал! — словно маленькая девочка, дразнящая мальчишку, воскликнула Оксана. — Ну, признайся!
— Да не в чем мне признаваться, — пробубнил я. — Домой хочу!
— Дурачок, — ласково сказала девушка.
Одной рукой она взяла меня за локоть и притянула к себе, а другой, в которой был мобильник, стала шарить по шиферной стене, пытаясь пристроить его. Закуток не был освещен, но с веранды падал свет, и его было достаточно, чтобы в полутьме видеть Оксану и все то, что она делает. Ее рука нащупала брус, к которому крепился шифер, положила на него телефон, но неудачно, мобильник соскользнул за брус. Послышался грохот.
— О черт! — с досадой воскликнула Оксана.
— В чем дело?
— Мобила в щель между брусом и отошедшим шифером провалилась. Сколько раз хотела шифер как следует прибить…
— Я ее сейчас достану, — сказал я с готовностью и подался было к стенке, но Оксана остановила меня.
— Да бог с нею, я ее завтра сама достану! — произнесла она нетерпеливо. — Иди сюда! — Девушка мягко, но властно притянула меня к себе и прошептала в ухо: — Плевать мне на всех мужиков на свете! Я тебя люблю, слышишь, тебя! Ты мне обещал, что если я выполню твои условия, то ты будешь со мной. Это же правда?
А что я мог сказать? Нет? Добился своего — и прощай?
— Правда, — выдавил я. Впрочем, кто знает: отказавшись от Оксаны в пользу Джона или Паши, не откажусь ли я от собственного счастья?
— Ну, вот и хорошо, — успокоенным тоном сказала девушка. Она потянулась, словно в сладкой истоме, потом отыскала своими губами мои губы и прильнула к ним.
Я ответил на поцелуй, и мы надолго застыли, слившись устами, сплетя друг у друга за спиной руки. Не помню, кто из нас первым прервал поцелуй — наверное, я, так как голова у меня кружилась, ноги подкашивались, и вообще стоять долго с закрытыми глазами было муторно, — но мы, в конце концов, разъединили объятия.
— Ладно, давай бай-бай! — сказал я.
Оксана выключила свет в конце двора, и мы вернулись в дом.
Круг все еще пел — правда, другую песню. Оксана нажала на кнопку магнитофона, и певец умолк на полуслове.
— Выпьем еще? — спросила девушка, кивнув на стол, где стояла недопитая бутылка водки и оставшаяся кое-какая закуска.
— Что-то не хочу, — покачал я головой. — Завтра на работу — нужно быть в норме.
— Ну, давай на посошок по рюмочке, — настаивала девушка. — А потом я посуду уберу.
— Ладно, — согласился я, подошел к столу, налил водку в рюмки, и мы выпили по глотку прозрачной жидкости. Последняя рюмка была лишней. Я это почувствовал сразу, как только проглотил водку и поставил рюмку на стол — во рту было так, будто хину выпил, и водка стала проситься наружу. — Давай я тебе помогу убрать, — предложил я, глубоко дыша, стараясь избавиться от неприятного ощущения.
— Ой, да ладно, — отмахнулась Оксана. — Я сама.
— Давай, давай! Тебе же тяжело.
Мы с девушкой сложили грязную посуду и отнесли ее на веранду в раковину. Едва Оксана взялась мыть тарелки и рюмки, как вдруг раздался звонок в дверь. Вернее, позвонил кто-то в дверь, а звонок прозвучал на веранде. Кто бы это мог быть?
— Мама? — спросил я коротко, обеспокоенным тоном. По-видимому, избежать встречи с родительницей девушки мне все же не удастся.
Оксана недоуменно взглянула на меня.
— Нет, она не должна вернуться. Это сто процентов. — Девушка положила на дно раковины недомытую тарелку, наскоро вытерла руки посудным полотенцем и направилась к двери, бросив мне на ходу: — Пойду гляну, кого там черти принесли.
Она вышла, и я увидел, как за окнами веранды к воротам проплыла голова хозяйки дома. Затем загремела железная калитка и раздались голоса. Собеседники говорили негромко, находились они от меня на значительном удалении, отделенные стеклами веранды, поэтому я не только не мог разобрать даже отдельных слов, но и не мог понять, с мужчиной или женщиной говорит Оксана. Меня с детства учили, что подслушивать нехорошо, я и не подслушиваю, хотя и мог бы сейчас подойти к углу веранды, открыть форточку и, послушав, узнать, о чем и с кем говорит девушка. Но нет, не так воспитан. Да и не пристало мужчине проявлять излишнее любопытство. И так уже случайно стал свидетелем телефонного разговора девушки с каким-то типом. И я взялся домывать за Оксаной посуду.
Разговор хозяйки с гостем или гостьей был недолгим. Не успел я сполоснуть последнюю рюмку и закрыть кран, как вновь загремела калитка, и голова девушки проплыла под окнами в обратную сторону. Когда Оксана вошла на веранду, я по ее примеру вытирал руки посудным полотенцем.
— Ой, да зачем тебе нужно было связываться с посудой, — сказала хозяйка дома укоризненно. — Помыла бы сама.
