Я остановился на предпоследней ступеньке и переступил с ноги на ногу.
— В квартиру-то пустишь?
— Ну, конечно! — спохватилась Дашка. Она перекинула со спины на живот сумочку, открыла ее и долго шарила в ней. Наконец достала ключи и, шагнув к своей квартире, к моему удивлению, довольно ловко для ее состояния справилась с замком и распахнула дверь: — Проходите!
Я ступил в темную прихожую, дождался, когда следом за мной в квартиру войдет хозяйка и включит свет, и начал разуваться.
С того самого момента, как Дашка признала меня, она изо всех сил старалась казаться трезвой, но это ей плохо удавалось. Вот и сейчас она, опершись рукой о стену, подняла ногу, собираясь аккуратно снять туфлю, но ее повело, и хозяйка квартиры, плюнув на хорошие манеры, разбросала обувь в разные углы прихожей и прошла в комнату. Вошел и я.
— Ну! — разведя руки во всю ширь, словно приглашая полюбоваться простором, которого, собственно говоря, в квартире-то и не было, не без гордости произнесла Дашка. — Как я живу для одинокой женщины?
Я огляделся. Квартирка была однокомнатной. Кухня, куда вела арка, была переделана в спальню, сама кухня вынесена в лоджию. Обстановка так себе, с претензией на хай-тек, а на самом деле — дешевая кустарщина. Безвкусица царила во всем, начиная от мягкой мебели, обитой кричащей расцветки тканью, никелированной кровати, застеленной розовым с бахромой покрывалом, громоздкого с зеркалами шкафа и кончая фальшивой шкурой медведя на полу и аляповатыми занавесками на окнах. Но не станешь же высказывать свое нелестное мнение о квартире, в которую впервые пришел, ее хозяйке.
— Потрясающе! — закатив глаза, произнес я с фальшивым восторгом, затем окинул Дашку критическим взглядом: — Ты чего такая пьяная-то?
Девушка решила, что раз я ее раскусил, притворяться дальше трезвой не имеет смысла, швырнула сумочку на диван и плюхнулась рядом с ней.
— А, — сделала она неуверенный жест рукой, словно прогоняла назойливую муху. — У подружки в гостях была, выпили немного. А когда домой пришла, тут два этих придурка у двери торчат… Вы извините, что так получилось. Чуть вас в подъезде не угробили.
— Ну, меня не так-то просто угробить, — я сел на стул, что стоял у полированного стола у стены. — А вообще-то здорово ты их обработала.
Дашка откинулась на спинку дивана, приподняла ноги и с беспечностью маленькой девочки заболтала ими.
— Еще бы! — сказала она хвастливо. — Я же восемь лет дзюдо занималась. Я еще и не так могу. Так что пусть радуются, что легко отделались!
— Здорово, — сказал я с уважением. — Никогда бы не подумал, что ты владеешь приемами борьбы. А чего эти парни от тебя хотели-то?
Девушка перестала болтать ногами и села, намеренно ли, случайно ли, так, что стали видны трусики.
— Рассказать честно? — прикрыла она один глаз то ли оттого, что у нее двоилось в глазах, то ли кокетничая.
Белые кружевные трусики у Дашки были, бесспорно, обалденные, но после всего того, что случилось со мной за последнее время, мне было не до эротических изысков, а потому я, скользнув безразличным взглядом по весьма пикантной вещи женского туалета, поднял глаза выше.
— Попробуй.
Неожиданно девушка стала серьезной и грустной.
— Тот длинный, которого я первым с лестницы спустила, — мой бывший сожитель Генка, — призналась она неохотно, словно жалея, что решилась на откровенность. — Мы с ним прожили два года, а потом я его выгнала. С тех пор он как выпьет, так тащится ко мне разбираться. То один приходит, то с друзьями. Дебоширит и грозится меня избить, и все мужиков отваживает. — Девушка вздохнула. — И чего мне так не везет! То алкаши, то наркоманы попадаются… Один вот порядочный попался, да и того на второй день отбили, — хозяйка квартиры так выразительно взглянула на меня, что сразу стало понятным, кого именно.
Натянуто улыбнувшись, я предпочел сделать вид, будто не понял, о ком идет речь.
— Выпить хотите? — неожиданно предложила молодая женщина.
— А тебе не хватит на сегодня? — в свою очередь, спросил я с осторожностью престарелого папаши, который боится перечить своей деспотичной, своенравной дочери. — Ты, по-моему, и так уже приняла прилично.
— Нет, я сегодня гуляю, — упрямо мотнула головой Дашка, и кончики ее длинных волос взметнулись. — Тем более повод есть — у меня гость.
Она встала с дивана и нетвердой походкой прошлепала в лоджию. Открыла находившийся там холодильник и стала доставать из него и складывать на стоявший тут же стол сыр, колбасу, крабовые палочки, соленые огурцы в банке, зелень и прочую снедь — у женщин всегда найдется что поесть. Я вскочил, бросился хозяйке на помощь и принял у нее из рук запотевшую бутылку водки.
— А послабее у тебя ничего нет? Шампанского, например?
— Кроме водки, других напитков дома не держу! — заявила Дашка.
Ну, нет так нет. Мы быстро нарезали колбасу, сыр, разложили закуску по тарелкам и уселись за стол. Водку хозяйка наливала сама: мне — полную рюмку, себе — на донышке. Стукнув свою рюмку о мою, прикрыла ее сверху указательным пальцем и поднесла ко рту.
— Чтобы запах не шибал, — пояснила она значение лежащего на рюмке пальца. — Я им нос перекрываю. Ну, будем! — и как заправский выпивоха одним махом опрокинула в рот содержимое рюмки.
Я некоторое время сидел, раздумывая, стоит ли пить, потом, решив, что одна-другая рюмка водки мне сегодня не повредит, выпил свою дозу спиртного.
— Ну, и как там ваша Оксаночка поживает? — не без сарказма в голосе, хрустя огурцом, поинтересовалась хозяйка квартиры.
Я невольно вздрогнул, окинул девушку взглядом, словно оценивая, насколько ей можно доверять, и неожиданно для себя ляпнул:
— Нет больше Оксаны.
У Дашки и так-то сегодня вид был не очень умный, а после моего сообщения она вообще стала похожа на человека, страдающего болезнью Дауна.
— Я что-то не поняла, — сказала она так, словно язык у нее не помещался во рту. — Как это нет?
Я тяжко вздохнул:
— Вот так, нет, и все. Убили ее.
— Что? — наконец-то осознав смысл сказанного мной, вытаращилась Дашка. — Убили?! Вы не шутите?! Кто?! За что?! Что за глупости?!
Я считаю себя сильной личностью и не в моих правилах жаловаться на свою жизнь кому бы то ни было. Но сейчас мне было так тоскливо и одиноко и так хотелось поделиться своей бедой, своими переживаниями с кем-нибудь, что я не выдержал и стал рассказывать девушке о том, что произошло со мной за последние дни. Другому бы не признался, а Дашке можно. Она все же человек не посторонний, у нас с ней была хоть и одна, зато чудесная ночь, а интимная близость, как это ни пошло звучит, сближает. И было еще одно обстоятельство, из-за которого я решил поведать девушке о своих проблемах. Мне нужна была Дашкина помощь.
Говорил я минут пятнадцать. Дашка слушала меня, открыв рот, всеми силами пытаясь вникнуть в смысл моих слов. Удавалось ей это с трудом. Сомневаюсь, чтобы наутро она вспомнила хотя бы половину из того, что я сказал, но сейчас она, во всяком случае, реагировала, как нынче говорят, адекватно.
