Я прошел по двору, обогнул клумбу и двинулся в обратном направлении. Скользнув мимо крайнего окна дома, вошел в закуток под навес перед банькой и осторожно, чтобы не загреметь составленными там всевозможными тазами, большими кастрюлями и прочими предметами, приспособленными для стирки и кипячения белья, приблизился к задней стенке навеса. Достал из кармана кусок проволоки, которую, выходя из квартиры Татьяны, специально для предстоящего мне сейчас дела подобрал в подъезде, и, сунув ее в щель между брусом и отошедшим шифером, потыкал. Проволока во что-то упиралась. Определенно в щели был какой-то предмет. Вытащив проволоку, я изогнул ее на необходимую длину и вновь сунул в щель. После нескольких неудачных попыток мне все же удалось подцепить посторонний предмет, завалившийся в щель, и выудить его. Предмет, как я и предполагал, оказался мобильником, который никто за два прошедших дня так и не нашел. И слава богу! Будем надеяться, что с его помощью мне все же удастся пролить свет на таинственную историю, связанную с убийством Оксаны.
Я вздохнул полной грудью, сунул мобильник в карман и двинулся в обратный путь. Я настолько уверился в том, что в усадьбе мне ничто не угрожает, что утратил бдительность, погрузился в свои мысли и абсолютно не был готов к тому, с чем столкнулся в следующую минуту. Проходя мимо дома, я случайно поднял глаза, взглянул вверх на окно и замер как вкопанный. В черном квадрате окна выделялся белый силуэт. Это была старуха с абсолютно седыми длинными распущенными волосами, одетая в белую ночную рубашку. Из-за двойных стекол и отсутствия освещения картинка была зыбкой, смазанной и напоминала черно-белый негатив. Вместо носа, глаз и рта у старухи были провалы, отчего лицо смахивало на лик смерти или привидения. Скорее всего, последнее, ибо белое одеяние усиливало сходство с ним. Старуха стояла не шевелясь, безмолвно взирая на меня, и во всем ее облике сквозила безысходная тоска, горе и отчаяние.
Я прекрасно понимал, что в окне стоит человек, а не призрак, однако меня обуял животный ужас. Я хотел закричать, но крик застрял у меня в горле, дыхание перехватило, а по спине будто проползло какое-то громадное мохнатое существо, которое, добравшись до шеи, вскарабкалось на затылок и взъерошило волосы. Никогда в жизни не думал, что до такой степени можно испугаться.
Старуха, очевидно, была мамой Оксаны. В тишине любой шорох отчетливо слышен, и пока я доставал из щели телефон, скрежет проволоки о шифер разбудил женщину, а возможно, она не спала и теперь вот подошла к окну, чтобы взглянуть, кто там шебуршится.
С минуту мы разглядывали друг друга, потом я с испугу да сдуру слегка поклонился, словно здороваясь, однако женщина не пошевелилась. Она все так же печально и трагично взирала на меня, словно лик с иконы, и будто даже укоряла в чем-то. Мои губы сами независимо от моего желания вдруг еле слышно прошептали:
— Я найду, мать, кто убил твою дочь! Обязательно найду!
Не знаю, услышала мои слова женщина или нет, но, думаю, почувствовала сердцем, что я ничего плохого ей не сделаю; во всяком случае, она никого не позвала на помощь, а, по-прежнему не произнеся ни слова, отклонилась назад и растаяла в темноте.
Уже не таясь, я добрался до задворок дома и перемахнул забор.
Когда я вошел в квартиру Тани, телевизор не работал, а Дашка продолжала спать, подложив под щеку ладони, и, по-моему, за время моего отсутствия ни разу не пошевелилась. «Ангел! — подумал я и, ухмыльнувшись, добавил: — Пьяный ангел!»
Теперь-то я как следует мог рассмотреть свою находку. Я вышел на лоджию, включил свет и достал из кармана мобильник. Это оказался «Сименс» не самой последней, но и не старой модели. Выведя телефон из режима ожидания, я обнаружил, что аккумуляторная батарея разряжена более чем на три четверти. Чтобы не разрядить ее окончательно, я решил не лазить в записную книжку и пока вообще не пользоваться телефоном. Нужно было найти где-то шнур, чтобы подзарядить мобильник, в противном случае он отключится и, чтобы вновь активизировать его, потребуется ввести пин-код, которого я не знаю.
Вернувшись в комнату, я положил телефон на стол, разделся и лег рядом с Дашкой на диван валетом. Устал за сегодняшний весьма богатый на события день… Едва я закрыл глаза, как погрузился в крепкий сон.
Глава 22
Мне показалось, что проспал я всего несколько минут, но когда открыл глаза, на улице было уже светло. Глянул на часы. Половина восьмого. Пора вставать. Дашка все еще дрыхла, на сей раз вольготно расположившись на диване, раскинув руки и положив одну ногу мне на грудь. То-то мне всю ночь снилось, будто на меня тяжелая могильная плита давит… Я скинул ногу девицы, поднялся с дивана и отправился в ванную. В зеркало старался не смотреть — не хотелось лишний раз расстраиваться. Физиономия, кажется, у меня от побоев никогда не заживет.
Наскоро умывшись, привел себя и вновь испачканную после вчерашнего ночного вояжа одежду в более-менее сносный вид, вернулся в комнату и стал будить Дашку. Через пять минут мне с боем удалось растолкать весьма агрессивно настроенную девицу. Наконец «новая амазонка» уселась на диване, широко расставив ноги и тупо уставившись на меня. Нечесаная, с опухшими глазами и отечным лицом, Дашка представляла собой довольно неприглядное зрелище.
Взъерошив на затылке волосы, она хмуро поинтересовалась:
— Я что, вчера опять надралась?
Я стоял, опершись спиной о стену, сложив на груди руки, и с иронией наблюдал за Дашкой.
— Да нет, с чего ты взяла? — произнес я на полном серьезе. — Ты вчера была как стеклышко.
— Да ну! — недоверчиво сказала девица и осторожно пощупала плечо. — Отчего же у меня все тело ломит?
Я старался сохранять серьезный вид.
— Так нас же вчера танк переехал.
— Да ладно вам, — дернула Дашка щекой так, словно по ней пробежало насекомое. — Помню я, как нас били вчера ваши дружки-сволочи. Нет, это совсем другое ощущение — тяжесть во всех мышцах, тошнота и башка трещи-ит!..
Я наконец-то раскусил, куда клонит Дашка, и укоризненно покачал головой.
— Ясно, к чему ты этот спектакль затеяла. Похмелиться хочешь!
Девица слегка оживилась:
— А что, есть что-нибудь?
— Может, и нету, но я могу сгонять за бутылкой, — произнес я делано-безразличным тоном. — Но только пить будешь в одиночестве, потому что я уйду.
— Да ладно вам, ладно! — вновь нахмурилась Дашка. — Шучу я. Сейчас умоюсь, и пойдем. Вы, я вижу, вчера все-таки ходили куда-то?
Я вскинул брови.
— С чего ты взяла?
— Так вон мобила на столе лежит, а вчера ее не было.
Я осклабился и, делая вид, будто говорю с облегчением, произнес:
— Ну, слава богу, ты просто наблюдательная оказалась, а я уж с перепугу подумал, что ты ясновидящая… Но действительно, я кое-куда ходил, и если бы ты вчера не напилась и не отрубилась, я бы и тебя взял с собой. Но, увы, ты ночной прогулке предпочла отдых на диване. Алкоголичка! И как тебе не стыдно, Дашка? — Я, конечно, не собирался перевоспитывать Дашку, а просто подтрунивал, но кто знает, возможно, мои слова возымеют действие…
