Увы, мои приключения на сегодняшний день еще не закончились. Неподалеку от круглой площадки перед кафе, в темноте, стояли трое молодых людей, в одном из которых я без труда узнал того самого парня, который заглядывал в окно кабинета кафе. Ребята явно поджидали нас и были настроены агрессивно.
Неприятно заныло под ложечкой, а в коленках появилась мелкая дрожь. Нет, не из-за того, что я трус и боюсь драться, вовсе нет. Просто перед дракой на меня небольшая трясучка нападает, которая проходит после первого же удара по физиономии противника. Такова реакция организма на опасность. Но я с дрожью не борюсь, она служит мне своего рода сигналом, мол, будь наготове, Игорек, драка будет. Вот и сейчас сигнал поступил, и я внутренне напрягся.
Девушка тоже заметила компанию и, вцепившись в мой локоть, потащила меня в сторону от нее.
— Пойдем быстрее! — шепнула она. — Не оглядывайся.
Скорым шагом мы направились вдоль дороги. Место было отдаленным от оживленной части города, людей видно не было, по дороге проносились редкие машины. Я поднял руку — крутой джип никак не прореагировал на просьбу остановиться, гордо проплыл мимо.
За нашими спинами никакого движения не чувствовалось. «Может быть, пронесет?» — подумал я, ускоряя шаг. Уж очень мне драться не хотелось. Черта с два.
— Оксана! — раздался сзади негромкий окрик, и послышались звуки настигающих нас шагов.
— Не оборачивайся! — снова шепнула Ветрова.
— Ага! — усмехнулся я. — Чтобы по затылку чем-нибудь звезданули и обоих рядком уложили на дороге. Нет уж, извини, опасности надо в глаза смотреть.
Я остановился, повернулся. Вынуждена была последовать моему примеру и Оксана. К нам скорым шагом приближались трое парней. Первым шел рослый парень с рельефной мускулатурой. Чуть поодаль от него двигался невысокий крепыш приблатненного вида, и замыкал шествие худенький пай-мальчик в идиотской панамке. Его самого от хулиганов защищать нужно, а он туда же, в крутые метит…
Компания подошла решительным шагом и одновременно остановилась, будто кто подал ей команду «стой».
— Вольно! — произнес я и встал напротив парня так, будто собирался принять от него рапорт.
— Шутник, однако, — презрительно скривив губы, бросил красавчик и обратился к девушке: — Оксана, Паша будет очень недоволен тем, что ты таскаешься по кафе с каким-то типом.
Слово «тип» неприятно резануло слух, но я решил смолчать, тем более что разговор пока шел в спокойном тоне.
Девица почувствовала себя не в своей тарелке. Оно и понятно: и передо мной вроде неудобно за то, что обнаружился Паша, который права на нее имеет, и перед приятелем Паши — за то, что ее в кафе с новым хахалем застукали.
— Что я, в кафе не имею права сходить? — выкрутилась Оксана, сумев не отказаться ни от меня, ни от Паши.
— Имеешь, — ухмыльнулся парень, — но было бы лучше, если бы Паша об этом знал.
Нет, без драки не обойтись. У всех троих ребят чесались кулаки, это было заметно по их напружиненным телам и напряженным лицам, но они никак не могли найти повод, чтобы начать против меня агрессивные действия. Так чего время-то тянуть, раз драка все равно неизбежна.
Я изогнулся вопросительным знаком и тоном врача, интересующегося здоровьем у душевнобольного, возомнившего себя Наполеоном, спросил:
— А что, без ведома великого Паши девушкам нашего города уже и сходить никуда нельзя?
Ну вот и подходящий повод начать потасовку. Парень от радости аж засветился изнутри.
— Заткнись, козел! — сказал он, сдерживая эту самую радость.
— Виталик, прекрати! — попробовала было урезонить красавчика Оксана, но куда там…
— Помолчи! — бросил он ей и переключил все свое внимание на мою персону.
Козел — это не «тип». За козла морду положено бить, ежели ты мужик, конечно. А я мужик.
— Сын твоего папы козел, — витиевато выразился я и сжал кулаки. Сейчас что-то будет.
И не ошибся. Виталик в дальнейшие дебаты относительно того, кому и кем доводится бородатое домашнее животное, вступать не стал. Неожиданно резко выбросил вперед руку. Если бы я не был готов к отражению атаки и не отклонился в сторону, его кулак точно попал бы мне в нос, и тогда исход поединка был бы решен, разумеется, не в мою пользу, ибо удар у парня был поставлен превосходно — кулак промелькнул мимо моего носа со свистом пролетевшего мимо пушечного ядра. Сам обладатель увесистой, похожей на палицу длани, не устояв на месте, шагнул вслед за ней и наткнулся на выставленную мной ногу. Окончательно потеряв равновесие, Виталик вскинул над головой руки и, словно спортсмен по прыжкам в воду, красиво нырнул, врезавшись носом в асфальт. Во Дворце водного спорта на соревнованиях судьи за такой нырок обычно ставят наивысшую оценку.
Дрожь в коленках все еще не проходила. Чтобы избавиться от нее, мне, как известно, требовалось разок съездить кому-нибудь по физиономии. Подходящая для снятия трясучки маячила в метре от меня. Принадлежал лик приблатненного вида крепышу. Парень был готов к схватке, бросился ко мне и нарвался на мой кулак, пришедшийся ему в челюсть. Трясучки как не бывало. Со звуком «члёп» открылся рот приблатненного, а на мою руку брызнули то ли слюни, то ли кровь парня. Челюсть приблатненного оказалась крепкой. Он устоял на ногах и, размахивая руками, снова кинулся в бой. Но не зря же я годами оттачивал приемы на ковре, соревнованиях, а потом на тренерской работе. Перехватив своей рукой руку парня, я дернул ее книзу, выводя крепыша из равновесия, затем ударил его грудью в грудь и подсек его ноги сзади своей ногой. Крепыш взлетел в воздух так, будто подпрыгнул на батуте. Я не стал поддерживать парня, чтобы он не упал на землю и не дай бог чего себе не отшиб, наоборот, отпрянул. Крепыш, на мгновение зависнув в воздухе, вдруг ухнул вниз, будто в пропасть, а достигнув земли, плашмя упал на нее, раскинув руки и ноги, и затих.
Напрасно я не принял в расчет пай-мальчика в панамке. Дохлый оказался каратистом. С диким криком «И-я!» доходяга подскочил на месте метра на полтора — и откуда такая прыгучесть взялась — и послал обутую в кроссовку ногу вперед. Метко. Ребристая подошва обуви пришлась мне аккурат наискосок лица. Наверняка на нем остался отпечаток. В голове раздался звон, а перед глазами поплыли радужные круги. Я потерял возможность не только видеть, слышать и соображать, но и ходить. На заплетающихся, полусогнутых ногах, а потом и вприсядку я прошел метра три, а затем, зацепившись пяткой за бордюр, ограждавший дорогу, перелетел через него и растянулся на асфальте.
К счастью, способность воспринимать окружающий мир вернулась ко мне довольно быстро. Когда пай-мальчик подскочил ко мне и сделал замах ногой, чтобы добить лежачего, я уже был в относительно хорошей физической форме, сумел увернуться от летящей в лицо кроссовки и с силой пнул доходягу по голени. Тот взвыл и запрыгал на одной ножке, и его дурацкая панамка запрыгала на его голове в такт прыжкам.
Я вскочил на ноги, успев краем глаза обозреть поле боя. Виталик уже очухался. Он сидел на земле и фыркал. Приблатненный же корчился от боли, лежа на спине — видимо, здорово себе внутренности отбил, — но, кажется, тоже приходил в себя. Где-то на заднем плане, заламывая руки, с безумным видом металась Оксана. Она не знала, к кому обратиться за помощью.
