– Обещай мне сейчас же, или я вообще не выйду.
Она упряма? Ну. Кто бы мог подумать. Но на самом деле мне это вроде нравится.
Я смеюсь:
– Ладно, хорошо. Обещаю: если я подумаю, что стыжусь тебя, пойду один.
Дверь закрывается, следует долгая пауза, и вдруг створка отлетает в сторону. От представшего глазам зрелища у меня перехватывает дыхание.
Марисса выше Оливии. И стройнее. Но у Оливии более округлые формы. Гораздо более. И каждый изгиб ее тела безупречно подчеркнут платьем, в которое она одета.
Кажется, раньше я видел в нем Мариссу, и она выглядела здорово. Но не так.
Материал тончайший, темно-красного цвета. Колышется от потока воздуха, поднятого дверью, которую доводчик притягивает к коробке с каким-то сдавленным пыхтением. Оливия стоит неподвижно, давая мне время оценить себя, а потом начинает двигаться ко мне. Следя за ней, я сжимаю челюсти, чтобы не стоять с разинутым ртом. Похожая на дымку ткань прилегает к телу, четко обрисовывая все формы. С тем же успехом она могла бы быть голой.
Матерь божья, я бы хотел, чтобы так и было.
Я вытряхиваю из головы эти мысли, зная, что они меня до добра не доведут.
Одумайся, парень! Одумайся!
Оливия останавливается передо мной – чистая грация и благоухание. Открытая грудь и плечи будто излучают в тусклом свете нежное сияние. Мне так сильно хочется прикоснуться к ней, приласкать, что я сжимаю кулаки, чтобы удержаться.
– Ты выглядишь восхитительно. – Голос звучит напряженно, я сам это замечаю.
Лицо Оливии грустнеет.
– Платье тесновато. Я обула каблуки повыше, чтобы подогнать длину, но с остальным ничего не могу поделать.
Вижу, что она серьезно расстроена, и мне хочется улыбнуться, но я этого не делаю. Не стоит улыбаться, когда перед тобой опечаленная женщина.
– Марисса намного тоньше меня, – говорит Оливия, при этом одна рука у нее дрожит. – И у меня просто нет ничего такого, чтобы…
Я беру Оливию за трясущуюся руку и прикладываю указательный палец свободной руки к ее губам:
– Ш-ш.
Оливия немедленно утихает. Да, я мог бы заставить ее замолчать сотней разных способов и без прикосновения, но выбрал этот – все лучше, чем целовать ее, чего мне на самом деле хочется.
Боже мой, как мне хочется ее поцеловать!
Несколько секунд мне требуется, чтобы отвлечься от того, как слегка приоткрылись ее сочные губы. Так легко было бы просунуть между ними кончик пальца, ощутить тепло ее рта, влажность языка.
Меня удивляет и одновременно раздражает ощущение натяжения брюк под смокингом в районе ширинки. С этой девушкой нужно быть крайне осторожным. Не припомню, когда в последний раз кто-нибудь так основательно проверял на прочность мою сдержанность.
По правде говоря, припоминаю. Это была Либби Филдс в своем маленьком тесном платьице на вечере выпускников в девятом классе. Я тогда был уверен, что, если она сядет мне на колени и один раз вильнет задом, я взорвусь, как гора Святой Елены
[5]
.
Конечно, этого не произошло. Но я был близок к тому. А эта девушка – эта изящная, соблазнительная, манящая, идущая и говорящая противоречивость – очень быстро прокладывает путь к месту Либби Филдс, что говорит о многом, ведь мне уже двадцать пять, а не четырнадцать.
Я откашливаюсь:
– Пожалуйста, не говори больше ничего. Ты выглядишь прекрасно. Мариссе в самом диком сне не приснится, что она может заполнить собой это платье с таким совершенством, как ты. Каждый мужчина будет мне врагом в этом треклятом месте. – И я улыбаюсь, чтобы придать веса своим словам.
Хотя брови Оливии еще слегка хмурятся, я понимаю, что ей лучше, когда она берет меня за запястье и отодвигает ото рта мою руку. Губы немного изгибаются. Оливия старается сдержать улыбку.
– Правда?
– Правда.
– Правда-правда?
– Правда-правда. Только помни, сегодня ты моя.
Меня беспокоит, как сильно мне нравится звучание этих слов, сама мысль об этом.
Лицо Оливии расплывается в улыбке; она отпускает мою руку и, отдавая мне честь, отчеканивает:
– Да, сэр!
Мне нравится ее игривость. Такой контраст с Мариссой, которая всегда… ну… просто не игрива.
– Теперь вот что, – говорю я, кивая. – Женщина, которая знает свое место, всегда подо мной. Ой, погоди. Это звучит как-то коряво, – поддразниваю ее.
Оливия смеется.
– Я ни под кем! – отвечает она прямолинейно. А потом с озорством, поднеся руку ко рту, добавляет: – По крайней мере, не раньше, чем поужинаю и выпью.
– О-о, так вот как это бывает! Здесь ведь напротив «Макдоналдс».
Предлагаю Оливии руку, и она обвивает пальцами мой локоть с внутренней стороны. Знаю, это глупо и по-детски, но я напрягаю бицепс, надеясь, что она почувствует.
– И это все, что нужно, чтобы, гм, привлечь твое внимание? – спрашивает Оливия, призывно поводя глазами.
– Мне двадцать пять, я заканчиваю стажировку в одной из самых влиятельных в Атланте юридических фирм. «Макдоналдс» никогда бы со мной такого не сделал. – Я останавливаюсь у двери, открываю ее и показываю жестом Оливии, чтобы она шла впереди. – Но сейчас ты посмотрела на меня таким взглядом…
Щеки Оливии слегка розовеют, и она скромно опускает глаза. От этого мне хочется зубами сорвать с нее платье.
– Полковник, на что вы намекаете?
– Полковник? Ты так отдала мне честь – и я при этом всего лишь полковник?
– Ну не знаю. Ты уже заработал достаточно полосок, чтобы называться генералом?
Мы неспешно бредем к моей машине.
– Зависит от того, за что, по твоему мнению, дают полоски. – В уголках рта Оливии появляются две маленькие ямочки – девушка старается сдержать улыбку.
– О, думаю, всем парням их дают за одно и то же, – говорит Оливия, покачивая красной сумочкой, висящей у нее на запястье, и стараясь изобразить невозмутимость.
– Детка, если ты так себе это представляешь, тогда я четырехзвездный генерал.
Оливия взрывается хохотом. Она точно не ожидала, что я скажу такое. А я очень рад, что сказал. Eе смех звучит как прекрасная симфония.
И вот мы уже у машины. Я слегка разочарован. Лучше бы мы всю ночь ходили, разговаривали и я смешил бы ее.
13
Оливия
В машине тишина и легкое напряжение. Может быть, «напряжение» – не то слово. Я ощущаю ее как… заряженную. Сексуально заряженную. Интересно, Нэш тоже это чувствует?
