И звонки ни к чему,
слышишь! —
сказала
простуженным голосом
Ленка
и зашлась в лающем
кашле.
В голове лишь
мелькнуло,
что у нее бронхит
и что она там
совсем-совсем одна.
– Все, прощай,
я ведь тоже человек!
Мне больно, понимаешь?
—
не унималась она.
Быстро собравшись,
я по дороге зарулил
в магазин
за апельсинами.
– Апельсины?
Возьмите вот эти…
красные!
Не поверите, они в
разрезе
малиной садовой
пахнут!
Эти «корольки»
смертельно больного
на ноги поставят! —
заверяла меня
продавец.
Апельсины – это
первое,
что пришло мне в
голову.
Я был в растерянности,
потому что не знал,
что покупают в таких
случаях!
Долго топтался около
подъезда
так как у меня не
было ключа
от наружной двери.
Наблюдал за тем,
как снег липнет к
ботинкам,
как воробьи дербанят
подмерзший за ночь
хлеб.
Наконец долгожданный
топот
у двери
и поворот ключа.
Мальчишка выбежал
из подъезда
с большой лохматой
собакой
на поводке.
Правда, было непонятно
кто кого «гуляет»,
потому, что собака
волокла мальчика,
куда ей вздумается,
а тот катался на
подошвах
ботинок по снегу
и весело гоготал.
Дверь мне открыла
Ленкина подруга:
– Вы с работы, да?
А Леночка спит,
может, что-нибудь
передать? —
сказала тихо девушка.
– Здравствуйте,
я не с работы, вот,
передайте! —
я протянул девушке
пакет
с недоверием к самому
себе,
не зная, что Ленка
любит, а что нет.
И любит ли вообще
цитрусовые?
Да какая разница,
главное,
что я приехал навестить
ее! —
успокаивал я себя.
* * *
На неделе я заехал
к Ленке,
чтобы проведать.
Она открывает дверь
и со словами: «Входи»
удаляется
внутрь светлых
комнат.
Как будто и не
удивлена?!
В этот раз я купил
тебе цветы.
Ты молча принимаешь
букетик,
ставя в литровую
банку
на холодильник.
Теперь с «морозилки»
свисают
пушистые «водоросли»
оформительских
растений,
а чайные розы
выглядят без хрусталя
вазы
как-то нелепо.
Когда ты повернулась
ко мне спиной,
я разглядел твой
позвоночник.
– Боже мой, твой
позвоночный столб это…
– Это моя судьба
такая же! —
обрываешь ты мои
слова.
Я не помню как это
случилось,
сказали, что шагнула
под машину!
Давай уедем из Питера
на море
подышать солью.
Здесь у меня такой
жуткий ринит.
Такая течь из носа
случается!
Я не чую ничего!
Все запахи этого
мира
проходят мимо меня!
Голова от насморка
болит! —
совсем по-детски
куксишься ты.
* * *
Катрены
готовят для себя
катаны.
Ты, будто в сумрачном
полете:
На море едешь,
рвешься в Киев,
то просто в Питер
прогуляться.
Ведь деться нужно
от себя куда-то!
Занозы пальцев
оставляешь там,
где больней всего,
где ближе к сути
при близости в семь
миллиметров…
* * *
Ты чистишь яблоки
керамическим ножом.
Зеленые шкурки
расползаются змейками
по столу,
некоторые убегают
под стол
к тонким щиколоткам.
– Можно глянуть на
это чудо
японской промыленности?
—
полюбопытствовал
я.
На мою ладонь лег
клинок.
В моей руке
клинок из стали.
Он просит мое сердце
быть холодным,
неспособным r боли.
В моей руке клинок
из стали,
но мысли путаться
не перестали.
Он холодом меня своим
питает.
Он точно знает,
чего хочу я!
А время продлевает
жизни бег.
Пусть мой пробег
немногим меньше лет!
Кто знает?
Быть может? он
с руки моей сорвется,
вонзится прямо в
сердце мне!
Тревожно обжигая
душу
огнем последним,
последним вздохом
обернется
слово «ТЫ»…
Я инстинктивно сжал
руку.
Мои брюки окропила
кровь.
– Ой-ей! Да осторожней
же ты!
Это же не просто
китайский фарфор!
Это почти катана! —
пугаешься вида крови
ты
и спешишь
к моей израненной
руке с аптечкой.
* * *
Показываешь мне свое
фото в платье
с выпускного вечера.
– Ты посмотри, какая
я была,
красивой, что ли…
Гладенькая такая! —
устало-охрипшим
голосом
с легким привкусом
горечи
произносишь ты.
