и не то снимают!
– А мне нравится!
Ты только послушай!
«Возвышенность
первостепенна для
меня,
она помогает
бороться с холодом
в моей душе!» —
неожиданно для себя
перевожу я
с английского на
русский.
* * *
Снег.
Кристально-честный
снег.
В склянке зеленого
стекла
распустились
веточки сирени
пока листочками,
цветочки
нам только снятся
фиолетовым нежным.
Ощущения сомнительные.
Усталость дает о
себе знать.
Выдохся, как газировка.
Главное,
чтобы, как в
«ессентуках»,
осталась соль на
губах.
В душе нет ничего.
Пустота.
Все! Я как робот!
Любви тоже как будто
нет!
Я целую ее,
а в душе ничего не
ёкает!
К чему тогда видеться?
Она не понимает!
Не могу скрывать
свое состояние и
отношение.
Проверено-перепроверено!
Выдаю себя с потрохами!
Даже пытаться не
стоит
делать вид
потому, что все на
лице написано
черным по белому.
И все-таки об этом
иногда жалею,
когда близким причиняю
боль!
Думаю, ну почему, ну
зачем,
ну кто тебя просил?!
Да засунь ты
свою эмоцию куда
подальше!
Нет!
Это как лезвием по
руке провести!
А через секунду
хлынет красное!
Горло захлебнется
темной водой!
Я как Печорин!
Что он там говорил?
Во мне два человека.
Один живет, другой
судит его… [26 - М. Ю. Лермонтов. «Герой
нашего времени».]
* * *
У меня в голове роятся
строчки нового
стихотворения.
Я копаюсь в ящиках
рабочего стола
в поисках чего-нибудь
более-менее пищущего,
само собой исключая
чернильные «химические»
карандаши,
которые наводнили
кабинет твоего
отца-профессора,
умершего год назад.
Ты так и не решилась
здесь что-то изменить.
Комната в ярко-голубых,
ультрамариновых
тонах,
типичная «больничная»
белая лампа под
потолком,
похожая на хворую
луну.
Она освещает комнату
мутным красновато-желтым
светом…
Полки ломятся от
обилия книг
научной и художественной
литературы.
В ящиках стола ворох
каких-то «важных»
бумаг,
чернила цвета
нежной персидской
сирени,
крошки золотистого
ароматного табака
по углам.
Холодный браслет
механических часов
«Луч»
со «стальным»
циферблатом
цвета твоих глаз.
Золотые узорные
запонки,
никому не нужные
уже,
потому что таких
мужских сорочек
уже просто никто не
шьет и не кроит.
Морская ракушка.
Я прикладываю ее к
уху,
а в ответ слышу
морской прибой и
крики чаек.
Я облизываю пересохшие
губы
и ощущаю на них
привкус соли.
Меня почему-то бросило
в дрожь!
* * *
В какой-то момент
я увидел в ящике
стола письма,
глубоко упрятанные
и
перевязанные красной
шелковой нитью.
Наверное, они что-то
значили для твоего отца
раз лежали
глубоко-глубоко
в «деревянном сердце»
его кабинета.
Некая барышня
адресовала
свои послания твоему
отцу.
Знаю-знаю, читать
чужие письма —
дело дурного вкуса.
Уж простите, профессор,
не удержался!
Слишком уж притягательна
была муравьиная вязь
нежного почерка.
На пожелтевшей от
времени бумаге
«расцветали»
зеленовато-черные строки…
Письмо № 1
Здравствуйте, мой
Учитель!
Я вижу,
с Вами что-то
происходит,
Вам не по себе, Вы
расстроены!
Мне больно это видеть!
Простите мне мою
бестактность,
Вы можете сказать,
что это не мое дело,
что Вы врач,
у которого было море
пациентов,
что у Вас колоссальный
опыт за плечами…
и не просто врач (!),
а врачеватель
человеческих душ…
Можете сказать все,
что угодно!
Но не говорите этого,
пожалуйста…
Простите меня!
(Ну не могу же я
все это время, пока
пишу,
испытывать чувство
вины!)
Я стала невольным
свидетелем того,
как Вы интимно курите.
Я знаю,
что не должна была
этого видеть!
Но трагичность этого
действа
заворожила меня…
Я не смогла отвернуться
вплоть до самой
последней затяжки…
И потом, идя по дороге
домой,
я вспоминала эту
одинокую фигуру
и мысленно говорила
с Вами…
Да я бы белой сирени
Вам принесла зимой,
если Вам это могло
бы помочь!!!
Ваша ПММЛ.
Письмо № 2
Дорогой Учитель,
