Вспышка! Соседняя клякса сжалась от очередного удара. Отпрянула и следующая, как будто удар пришелся на нее. Видимо, все они составляли единое (хоть и разделенное на несколько частей) целое.
Дмитрий потянулся к исчезающим в темноте чернильным отросткам, но в этот момент между дымившимися краями, словно в лейденской банке, проскочила искра. Черный разряд вонзился в руки. Обжигая пальцы ледяным холодом, резкая боль парализовала кисти; метнулась к локтям, выворачивая сухожилия; захлестнула мозг жутким, животным страхом. Засыхающая кожа на ладонях, трескаясь, осыпалась черными струпьями, открывая распухшую, кроваво-красную плоть.
— Цербер, назад! — зазвенел в голове голос Тромба, разбиваясь на тысячи осколков.
Дмитрий, крякнув от боли, распахнул глаза. Некоторое время он удивленно рассматривал невредимые ладони, осторожно касался кончиков пальцев, словно ждал чего-то. Но ничего не происходило, и он спрыгнул с кровати. Хлопнул в ладоши и энергично затряс кистями.
— Бред какой-то!
Лежащий на диване Анатолий громко и длинно зевнул:
— Бред — вставать в такую рань, а будить других — это свинство!
Он потянулся и, ощущая на себе взгляд Дмитрия, вскочил на ноги и бодро метнулся в сторону кухни. Во взгляде ни капли усталости, ни тени раздражения, хотя спал не больше трех часов.
— Позвони матери! Спроси, как устроилась, — напомнил он, закрывая двери ванной. — Я вчера не стал ждать, пока она разместится. Сдал на руки администратору — и назад. Ты уж прости, но дорога — дрянь.
Маргариту Петровну молодые люди еще вечером уговорили уехать в санаторий. Санаторий, как сказал Анатолий, ведомственный — там она будет в безопасности. «Это то, что сейчас нужно», — успокоил себя Дмитрий, облегченно вздохнув, когда мать с нескрываемой радостью собрала вещи и, чмокнув сына в щеку, в сопровождении телохранителя исчезла за дверью.
«Зона опасности расширяется, захватывая все большее количество людей, и пусть хотя бы мама будет подальше, — подумал Дмитрий, хватая с плиты вопящий антикварный чайник. — Кто, интересно, придумал установить на носик металлического монстра противный свисток?»
Подойдя к окну, он посмотрел на дремлющую улицу. За ночь выпал снег, слегка припорошив грязный асфальт. Дворник-азербайджанец, энергично вгрызаясь в белоснежную пудру, бодро орудовал метлой, как гребец-разрядник веслом. Выплывая из-за угла, он быстро продвинулся к подъезду, оставляя за собой широкую темную полосу неприлично оголенного асфальта. Сдирая белоснежную легкую шубку, спешащий садист оголил безобразное, грязное тело старого города. Подъездная дверь громко хлопнула, и маленький азиат вдруг замер как вкопанный. Из дома выбежал пожилой мужчина и, помахав служителю метлы рукой, быстро исчез за углом.
— Трафимаа! — закричал удивленный дворник. — Ты савсем с ума сашла! Вчера памирал, да? Завтра спартсмена стала? — смуглое лицо сморщилось, и он беззлобно сплюнул.
Не успел плевок долететь до земли, как подпрыгнула метла, и живой механизм двинулся дальше.
Дмитрий подхватил обжигающую кружку и, попивая терпкий напиток, вышел на балкон. Легкий мороз приятно освежал горячее ото сна тело, поблескивающий в воздухе снег таял на оголенной коже. Погода — благодать. Под рукой вдруг что-то зашипело, и тонкая струйка воды затекла в рукав. Он с удивлением уставился на парящую ладонь, быстро погружающуюся в ледяные наросты на железных перилах. Не задумываясь, отставил чашку с чаем как можно дальше от руки и стал наблюдать за расширением тающих полос. Снежные бугорки со стороны его руки таяли гораздо быстрее, чем под горячей кружкой. Несложный расчет — и в голове возник пугающий результат: температура его тела в несколько раз выше температуры кипятка в кружке.
— О боже, Трооомб! — взревел Дмитрий, впиваясь пальцами в железную полосу, ставшую неожиданно мягкой и податливой. — Я схожу с ума!
Продолжая беззвучно взывать к бойцу, он уставился на скомканную гармошку металлических перил.
В голове раздался длинный гудок, и после громкого щелчка послышался спокойный ироничный голос:
— Тромб слушает.
— Тренируешь чувство юмора, умник? — прошипел Дмитрий.
— Чувство юмора — не мышца, тренировать невозможно, — буркнул Тромб, не замечая раздражения Потемкина.
— Фигасе, он еще и острит! — не сдержался Дмитрий. — Что ты делаешь с моим телом?!
— Странные вы, люди. В чужое тело, как к себе домой, с руками и ногами, а в свое заглянуть — проблема, — проскальзывающая в голосе Тромба ирония по-настоящему удивила Потемкина.
— Ты это о чем?
— Зачем нужно было вмешиваться в работу организма постороннего человека? Богу было угодно, чтобы старик умер, а ты очертя голову бросился спасать чужую жизнь. Рискуя собой, мной, Цербером, — Тромб обиженно отвернулся.
Дмитрий мог поклясться, что боец отвернулся — он теперь видел мир в нескольких измерениях одновременно. «Он сказал, угодно Богу?! Или мне это послышалось? Нет, сказал! И ведь как сказал! Только верующего искусственного разума в мозгах мне не хватало», — ужаснулся он, хватаясь за голову.
— Цербер ушел, — прошептал Тромб тоскливо.
Он катастрофически быстро обретал человеческую чувствительность. Вспыльчивость подростка, обидчивость ребенка, гигантские запасы знаний — гремучая смесь, обращаться с которой человек учится не один десяток лет, и вот она попала в руки компьютерному разуму двух месяцев от роду. Что будет дальше?
Дмитрий насторожился, ощутив в голове чужое присутствие. Вернее, след чужого присутствия — его запах. Словно кто-то со стороны наблюдал за их с Тромбом разговором.
— Как ушел? — удивился он. — Захотел — пришел, захотел — ушел. У меня что, в голове коммунальная квартира?
— Неужели ты ничего не понял?
Дмитрий окончательно разозлился, стиснул балконные перила в ладонях.
— Поясни мне, бестолковому, что я должен был понять! — вспыхнул он.
— Оставь в покое перила, пока твоя фигурная лепка не привлекла внимание соседей!
Дмитрий отстраненно встряхнул руками, не обращая внимания на созданные им замысловатые переплетения металлической ленты.
Тромб хмыкнул:
— Там, в церкви, мы с Цербером кое-как вытолкнули твой вирус в сеть. Однако ты, сегодня, пытаясь спасти старика, чуть было не затащил взамен другого паразита — чужого. Я думал, что с исчезновением опасного симбионта исчезнут и наши проблемы, но не тут-то было. Вирус исчез, а проблемы остались. Ломая генетический код, он создал видоизмененные комбинации аминокислот. Выедая правильные пептидные цепочки и заменяя съеденные куски своим телом, он препятствовал нормальному функционированию организма. Жизненная программа должна была дать сбой, посылая органам неправильные команды. Информационного мусора становилось все больше, регенерационных возможностей организма — все меньше.
