— Батюшка, а может, и ваш бог один из тех, кто так же, как и я… — подмигнул он священнику.
Отец Михаил побледнел, отрицательно замотал головой, глядя сквозь Потемкина — вернее, за его спину. Умоляюще прижимая указательный палец к губам, призывал его к молчанию.
Дмитрий оглянулся.
В комнату протискивался бородатый монах. Глядя на его внушительные телеса, нетрудно было догадаться, что грех чревоугодия давно уже одержал победу над бренным телом. Плоть, не изнуренная долгими постами и повседневным воздержанием, колыхалась пудингом при каждом шаге.
— Батюшка, я в растерянности, — неожиданно тонким голосом пропищал толстяк. — Прихожане беспокоятся — чего-то боятся. Многие покинули храм.
Следом за писклявым бородачом в комнату робко заглянул Игорь.
— Что нам делать, отец Михаил? — робко спросил он, глядя почему-то на Потемкина.
— Думаю, вам лучше закрыть свое заведение на некоторое время, — посоветовал Дмитрий и, громко хлопнув себя по лбу, зашипел, переходя на крик: — Ч-черт! Всех срочно гнать из здания!! Срочно!!! Вирус пытается стать сервером в сети человеческих симбионтов!
Бородачи не бросились к выходу, не стали суетиться — они лишь смотрели на замершего в ожидании отца Михаила. А тот ждал пояснений.
— Вирус пытается подключиться к своим сородичам, — продолжил Дмитрий торопливо.
Взгляд старца наполнился непониманием.
— В каждом из ваших прихожан живет вирус! Такой же, как и тот, что окопался в ваших компьютерах. Если он сумеет связаться с одним из них, нам конец. Нужно изолировать его, тогда он пойдет туда, где его ожидают — в мировую паутину, — Дмитрий замолчал.
Служители церкви продолжали тиранить его вопросительными взглядами. Только Игорь, кажется, начал постепенно понимать суть происходящего. Поворачиваясь к отцу Михаилу, он коротко выдохнул:
— Дмитрий прав!
Затем приблизился, наклонился и что-то быстро зашептал на ухо.
Старец внимательно выслушал.
— Только без паники! — кивнул на дверь, провожая неожиданных посетителей, и злобно воззрился на Потемкина.
— Пришло время человечеству расплачиваться за свою непомерную гордыню, за свои эксперименты.
— Люди не так плохи, как вы себе представляете, — Дмитрий злился, что не может быстро успокоиться.
Мысль о возможном влиянии вируса на окружающих встревожила его, но он сумел перебороть внутренний страх, загоняя его в темноту подсознания.
— Пойми же! — возопил отец Михаил. — Человеческий ум — самое опасное оружие на Земле. Люди всегда были жестоки и чрезмерно горды. Чтобы обуздать гордыню и сдержать их убийственные способности, Бог вложил в их тела программу, которую, как я полагаю, ты называешь вирусом.
— ДНК человека состоит из программ, по которым развивается наш организм, — Дмитрий бесцеремонно прервал возбужденную речь отца Михаила. — Множество программ, и каждая отвечает за что-то. За агрессию — один из генов. За доброту — другой. Жестокость вызвана вырождением гена доброты. И в этом может быть виновата программа-вирус, встроенная в нас когда-то, очень давно.
— Это Бог! Бог карает нас за нашу гордыню! — попытался втиснуться в разговор возбужденный глашатай божественных мыслей.
— Может, вы и правы! Кто-то вложил в нас эту программу — страшный вирус. Кто его написал? Не знаю, — Дмитрий замолчал, но ненадолго. — Несколько десятков лет жизни, а дальше? Немощь, болезни и угасающие умственные способности. Это подарил нам создатель программы-вируса. Если этот программист — Бог, я бы не поставил на его доброту и копейку.
— Бог есть любовь! — пылко произнес старец. — Кто мы такие, чтобы судить Его? Пути Господни неисповедимы.
— Вот-вот! То, что Он существует, мы почему-то знаем, а путей его — увы. А может, лучше и не пытаться? А то испугаемся. Чего только не происходило под его знаменем! И это при том, что никто не знает, существует Он или нет. А если узнают, что тогда начнется? Вселенская драка за место в раю?
— Люди слабы и жестоки! И это не вина Господа.
— Отчего же Он не наставил слабые творения свои на путь истинный? — подражая манере батюшки, продолжил Дмитрий. — Или виноваты не боги, а конкретные люди, взявшие на себя роль посредников? Сурдопереводчики, размахивающие перед глухим человечеством руками, не замечающие, что своими стараниями давно перебили посуду в собственном доме. Предлагаем место в Царствии Небесном, недорого! Или обменяем на веру!
— Замолчи! — густые брови разгневанного старца сошлись на переносице, глаза потемнели. — Стало быть, ты, богохульник, ратуешь за всеобщее бессмертие, всем без исключения — кто заслужил и кто не достоин? Кто жил по божьим заповедям и кто плевал на них? И убийце, и священнослужителю? — загудел он, сжимая кулаки.
— Уж лучше всем, чем в обмен на пожизненную преданность и веру. Вначале послужи Богу, как собачка, выпрашивающая кость, а потом… Может быть, и получишь бессмертие, но обязательно после долгих мучений. А чтобы усложнить условия конкурса для тех, кто еще не заслужил, вечная жизнь будет в ином мире. Как тут не подумать, что Земля — тюрьма, в которой люди отбывают наказание?
Дмитрий разозлился и не мог успокоиться, он то плевался словами, то блеял, подражая старцу. Ему давно надоел разговор, но разбуженный зверь, не удовлетворив жажды крови, не хотел мириться с безапелляционной уверенностью священника в своей абсолютной правоте. Раздражение, вскипая, выплескивалось наружу. «Сбросить пар и постепенно затормозить, а не удастся — нужно ретироваться», — подумал он.
— Чем же ты отличаешься от тех, кого пытаешься судить? — словно вспомнив, что гнев — смертный грех, отец Михаил, в отличие от Дмитрия, мгновенно успокоился. — Сначала задави вирус, сидящий у тебя внутри, а потом получишь вечную жизнь. Даже если допустить, что ты прав и это действительно приведет к бессмертию. Не слишком ли это похоже на «усмири гордыню»? Мы схожи в своих устремлениях, нравится тебе это или нет. Так, может быть, объединим усилия? Представь, что мы можем сделать с твоими возможностями? — вопрошал священник.
— Поближе к раздаче тянет? — Дмитрий не мог остановиться. — Привыкли манну небесную лично раздавать — это понятно. Сценарий второго пришествия уже написали? Не отвечайте, и так вижу: все готово! Только вот претендент на главную роль строптивый попался, а дублеры недоступны.
При последних словах Потемкина отец Михаил в очередной раз побледнел, испуганно заметался глазами, словно искал перерожденных сообщников несостоявшегося мессии.
— Усмири гордыню, согнись в поклоне, встань на колени! — бросал Дмитрий раскаленные слова в лицо священнику. — А мы тебя с руки покормим и погладим. Так? Измерив усердие, с коим стремился ты к Господу нашему, выдадим пропуск в рай. Если отдал всего себя без остатка, получишь разрешение на бессмертие. Если нет — мучиться тебе вечно. Это не по мне, святой отец, увы. — Дмитрий неожиданно замолчал, повернулся и быстро, словно боялся передумать, двинулся к выходу.
