— Я позволил себе заказать обед сам, — сказал месье Жак. — Вы, надеюсь, не против?
Мазур дипломатически улыбнулся:
— Ну что вы, в таких вещах следует полностью полагаться на француза, всецело ему доверяя…
Он не позвал куда-нибудь в заднюю комнатку, как намедни Мтанга, значит, кафе — просто кафе, а не его объект. Но вот ближайшие столики… Хотя там сидят самые обычные на вид посетители типа увлеченных друг другом молодых парочек и солидных пожилых рантье, никаких сомнений, многие из них — люди француза, эти штучки мы знаем…
И в ожидании официанта, и за обедом месье Жак гладко и непринужденно болтал о разных пустяках. Как быстро стало ясно, он лепил этакий образчик классического француза, прекрасно знакомого иностранцу по французским кинокомедиям — этакий партнер Луи де Фюнеса, второстепенный, но часто мелькающий на экране. Невысокий, лысоватый, с лихими усиками а-ля Эркюль Пуаро, жестикулирует вовсю, мимика богатейшая, красоток провожает взглядом истого парижанина… Ну что же, маска за семь лет, надо полагать, настолько приросла, что все это получается чисто автоматически, на автопилоте. Первое время Мазур ждал, что месье Жак будет восклицать «Вуаля!» и «О-ля-ля!», но не дождался, его собеседнику явно было свойственно здоровое чувство меры.
А вот когда покончили с десертом и глоточками стали прихлебывать белое вино, месье Жак чуточку изменился — и жестикуляция почти пропала, и лицо стало не столь подвижным. Хотя, конечно, и теперь у него был вид не заговорщика, скорее уж ведущего серьезные переговоры коммерсанта. Что тоже дается без труда: по легенде, все эти семь лет месье Жак представляет здесь «Ситроен» и «Берлье» — а значит, просто обязан часть времени посвящать натуральной коммерции, иначе просто нельзя…
Негромко — хотя и не шепотом заговорщика — месье Жак сказал:
— Мы можем говорить совершенно спокойно, — перехватил взгляд, открыто брошенный Мазуром на соседние столики. — Ну, разумеется, вы, как опытный разведчик, это понимаете…
Произведенный в опытные разведчики Мазур сделал соответствующее лицо. И подумал: ну конечно, как и во многих других странах, у французов смежники обмениваются информацией лениво. Французская военно-морская разведка гораздо лучше сориентировалась бы, кто такой Мазур — тогда, у Ахатинских островов, десять лет назад, мадемуазель Мадлен де Ронак, ведьма очаровательная, конечно же, сумела тайком сфотографировать большинство из них, если не всех. А месье Жак — внешняя разведка, которая во Франции подчиняется МВД.
— Поскольку мы с вами не дипломаты, а, так сказать, практикующие специалисты, быть может, сразу начнем строго по-деловому, не отвлекаясь на ненужное краснобайство?
— Ничего не имею против, — сказал Мазур.
Месье же улыбнулся столь же тонко-неподражаемо:
— Надеюсь, вы успели включить свой магнитофон? Я свой включил. Правила игры, мы оба понимаем…
Мазур вновь сделал многозначительное лицо, как и подобает опытному разведчику. Магнитофон он, правда, уже включил — снабдивший его миниатюрной техникой Лаврик научил неплохо.
— Итак… — сказал месье Жак с некоторой озабоченностью на лице. — Вас, конечно, интересует, с кем именно я сейчас говорю? Вы ведь, как и я, предстаете в двух лицах. Правда, одно из моих лиц — маска, вот у вас, если подумать, оба лица настоящие. Так вот, смело можете считать, что я обращаюсь к обоим, так и обстоит — улыбка мелькнула и погасла. — Вы прекрасно понимаете, что мы, как никто другой, заинтересованы в том, чтобы здесь сохранялась полная стабильность. Увы, в Африке стабильность порой нарушить гораздо проще, чем на других континентах… Поэтому сразу перейдем к конкретике. Внутренних заговоров мы пока что не засекли — идея покойного Отца Нации насчет королевства, герцогов и графов весьма неплоха и заслуживает скрупулезного претворениям жизнь в первую очередь оттого, что иные потенциальные мятежники успокоятся и ничего не станут предпринимать…
— Но человека можно и купить… — сказал Мазур.
Француз решительно поднял ладонь:
— Будьте уверены, мы наладили неплохую систему наблюдения за возможными златолюбцами. Пока что я не вижу причин для беспокойства с этой стороны. А вот внешние силы, о которых вы тоже наверняка неплохо осведомлены… Хотя… Быть может, я трачу время зря, и вам известно о той активности, что наблюдается за границей, у северного соседа?
Мазур подумал и рискнул сказать чистую правду: — Нет. По крайней мере, меня ни о чем подобном не информировали.
— А это означает, что ваши ничего не знают. Будь у них такая информация, до вас ее непременно довели бы… Так вот, с недавних пор мы фиксируем в сопредельной стране крайне неприятную для нас активность. Там появились люди, идентифицируемые как белые наемники — часть из них хорошо известна серьезным разведкам. Впрочем, среди них хватает и черных, но сути дела это не меняет. Доставка для них оружия, боеприпасов тоже уже зафиксирована. Вы спросите, отчего мы решили, что это имеет прямое отношение к здешним делам? Часть этих господ уже обосновалась у самой границы, в том городке, откуда вещал доктор Мукузели, пока не перебрался в столицу. В двух шагах от границы. Согласитесь, это позволяет сделать строго определенные выводы?
— Пожалуй, — кивнул Мазур.
— И вот тут-то возникает масса вопросов, — сказал месье Жак. — Я ни на миг не допускаю, что они намерены, как это случалось в других местах, устроить лихой налет на резиденцию мадемуазель Олонго, устроить переворот… Здесь как-никак не Сейшельские острова, штучки во вкусе Майка Хора не пройдут. Их слишком мало, чтобы устроить налет или пойти на столицу войной, серьезный человек не может этого не понимать — а за ними стоят серьезные люди, не склонные к авантюрам и глупым выходкам. Вы согласны с моей логикой?
Мазур молча кивнул.
— Значит, здесь что-то другое. И мы не знаем, что, а это меня чуточку нервирует. Практически все, что они могут предпринять, будет направлено на нарушение стабильности. Вот только что у них на уме… Там, в пограничном городишке, их всего-то человек тридцать… Говоря с профессиональным цинизмом, это открывает простор для особых операций, не так ли? Вы понимаете?
Мазур кивнул. Ничего тут не было непонятного: темной ноченькой перейти чисто символическую границу, как уже было недавно и пообщаться с собравшейся там компанией…
— Вот тут и возникают некоторые сложности, — чуть сокрушенно сказал месье Жак. — Если бы это зависело от меня или моего непосредственного начальства, я бы, не обращаясь к вам, решил проблему собственными силами. — Он печально покривил губы. — Но есть еще большие начальники и политики. И они прямо запретили мне подобные эскапады. Здесь какая-то высокая политика, я, откровенно говоря, не интересовался особо подробностями. Какие-то хитросплетения высокой политики и большого бизнеса. Вроде бы опасаются, что известная нам обоим фирма может в отместку ущемить наши интересы в другом уголке света — и имеет к тому все возможности. Что-то там еще… Мне это неинтересно, повторяю. Для меня имеет значение лишь то, что мне запрещено проводить какие бы то ни было активные операции. Но ведь другие, у которых такого запрета нет… — его глаза на миг стали колючими, как два буравчика. — Вы меня хорошо понимаете?
